На фланге никто из увлеченных перестрелкой морских пехотинцев вовремя не оглянулся. Присутствие сзади красных было обнаружено, только когда они начали зачищать лежащую в центре позиции первого отделения огневую группу «Один-один». Что погибший Ковальски при этом поднял тревогу, кстати, уже выглядело откровенным везением. При таком раскладе коммунисты имели все шансы зачистить полтора отделения на опушке если не подчистую, то на две трети точно, после чего атаковать и добить оставшихся. Взвод и так спасли, пожалуй, одни бронежилеты и малая численность группы этих хитрожопых коммунистов. Как оценил Крастер, будь в этой группе не восемь человек, а этак тринадцать–пятнадцать, взводу, в принципе, и бронежилеты вряд ли бы помогли. Прошли по краю и с таким количеством.

Из обнаружившей коммуняк первой огневой группы отделения Ковальски остался невредим только помощник автоматчика, ланс-капрал Стирлинг. Рослый, немного нескладный тип из Нью-Йорка, нередко наживавший проблемы с товарищами по лени лишний раз сходить в душ, своей живучестью в этом замесе Крастера непритворно удивил. Толковый ланс-капрал Чой, в этот раз на беду свою не оставленный рядом с Рюккером, в отличие от него получил тяжелейшие множественные ранения. Невезучий парень поймал россыпь пуль из ППШ в бедро, руку и район плечевого сустава, и в итоге, распластавшись на траве, истекал кровью рядом со своей М27 с разбитой пулей оптикой. Стирлинг лихорадочно суетился рядом с ним, пытаясь помочь взводному санитару Соренсену остановить кровь. Оставшиеся двое, как и Ковальски, оказались убиты.

Третьему отделению повезло куда больше. Из него выбыло всего лишь двое морских пехотинцев – ланс-капрал Ривера, спокойный старательный мексиканец из Эль-Пасо, честно меняющий в Корпусе грин-карту на американское гражданство, и бестолковый рядовой Харпер, по уровню интеллектуального развития не далеко ушедший от Хорни, а в свете последних событий, возможно, даже отстававший от него. Нельсону прострелили кисть, Ривере – бедро и голень. При этом умница ланс-капрал быстрее, чем первый, перевязался и теперь, хрипло прикрикивая на Харпера, чтобы не дергался, наматывал на его руку повязку.

– Чикано, тебя-то как угораздило под пули угодить? Ты с кем теперь меня воевать оставил? – Крастер одобрительно хлопнул симпатичного ему парня по шлему. Ривера на секунду отвлекся от перевязки и благодарно улыбнулся командиру в ответ.

Отделение Келли тем временем вело напряженный бой на вершине высоты 130. Сержант немного нервно вызывал Крастера по радиостанции, требуя помощи.

Надо было срочно принимать решения и переигрывать так неудачно повернувшийся ход боя. Первое решение лежало на поверхности.

– Рядовой Лонг, Соренсен – на вас раненые! Оказать медицинскую помощь, Ривера, если надо, вам тоже поможет! Остальные – бегом за мной!

Думать о случившейся катастрофе, когда взвод на ровном месте потерял убитыми такое количество отличных парней, было некогда, нужно было сделать все возможное, чтобы отделение Келли к ним не присоединилось. А к этому все и шло.

Главное, что одолевало Крастера в ходе спурта к высоте 130, это даже не сам по себе страх получить пулю. Страх, что пуля вылетит сзади, с того места, где взвод оставил своих раненых.

К его непритворному облегчению, в своем лесу морпехи все же перебили или же напугали всех северокорейцев. В результате чего в лесу чужом появление подкрепления бесповоротно решило исход боя. Красное подразделение, ранее упорно перестреливающееся с Келли из глубины рощи и даже пытавшееся обжимать его с фланга, при появлении за спиной ещё одной группы морских пехотинцев морально сломалось и начало отходить вглубь.

Мысль взять небольшую передышку и привести взвод в порядок сразу была отброшена, едва только оформившись. В создавшейся ситуации можно было совершить множество ошибок, но ни в коем случае нельзя было совершать одной – потерять инициативу и позволить северокорейцам от взвода оторваться. Сумев это провернуть, продолжающий нависать над тылом Крастера не деморализованный противник одним своим присутствием не позволил бы поредевшему взводу минимально эффективно контролировать дефиле.

– Не дайте им оторваться! Вперед! Перестреляем всю эту сволочь!

Взвод, молча и без колебаний, пошел за командиром, растягиваясь в неровную цепь огневых групп. Такое молчаливое доверие окрыляло.

К счастью, как чуть позже мрачно охладил боевой азарт Крастер, это доверие не обошлось подчиненным слишком уж дорого. В ходе преследования отступающих коммунистов пострадал только один человек – получил легкое ранение в икру автоматчик второго отделения ланс-капрал Джошуа Пушер Джонсон – неглупый, веселый и хитрый афроамериканец из Нью-Йорка, как это ни было странно для уроженца трущоб, неплохой парень, завербовавшийся в Корпус именно для того, чтобы избежать затягивания в криминал Гарлема.

Беспорядочный отход коммунистов под давлением взвода быстро перешел в бегство с бросанием вооружения и раненых, беспощадно достреливаемых рассвирепевшими от понесенных потерь морпехами. Крастер совершаемым военным преступлениям не препятствовал, девать пленных в его положении было просто некуда. Да и сами раненые пощады особо не просили, пытаясь отстреливаться. Двоих спринтеров, попытавшихся убежать в покрывавший высоту 403 лес, расстреляли в спины на половине дистанции. Одновременно с этим выяснилось, что остальные подевались неведомо куда.

Веры, что взвод перебил в лесном бою абсолютно всех солдат противника, не было ни на цент. Краткое обшаривание окрестных кустов дало ещё одного убитого коммуниста и первого взятого морскими пехотинцами пленного – щуплого короткостриженого корейца с отстреленным ухом, напуганного до мокрых штанов.

– Возвращаемся к вершине! Ты и ты! В головной дозор! Вы и вы – боковиками! Вперед!

Бой был выигран. Вот только радость от этого у Крастера отсутствовала полностью. При вроде бы полном контроле над ситуацией, бой неожиданно превратился в безумную кровавую баню, в которой их спасли, пожалуй, только храбрость, воля к победе и культивируемая в Корпусе агрессивность.

Обстоятельства боестолкновения, совершенные в нем ошибки и планы на будущее требовалось как можно быстрее обдумать. И начать в этом случае следовало с допроса пленного. Был этому способен помочь изрешеченный пулями Чой или нет.

Конвоируемый сухоньким злобным живчиком – рядовым Блаттом, пленный стекал в сапоги и, не будь дурак, прозорливо пытался избавить себя от вполне вероятной судьбы. Внимание к лежащей не так далеко от опушки паре трупов привлек именно он.

Глянувший на пленника Крастер устало хмыкнул, коммуниста одолевал откровенный словесный понос, дополняемый яростной жестикуляцией в направлении двух лежащих друг на друге тел.

Нижний из указанных мертвецов привлекал к себе внимание широким галуном сержантских погон. На погонах верхнего трупа с его густо залитыми кровью бриджами были видны звёзды. Насколько можно было понять, лейтенанту показывали тело командира северокорейского подразделения. Интересного в трупе в целом было немного, однако ремень офицерской сумки, пересекающий спину убитого, давал надежду на захват значимых документов. Иероглифы Крастер читать не умел, однако был неплохой шанс разжиться картой. При некотором везении – даже с нанесенной на ней обстановкой, позволяющей оценить могущие ему противостоять силы краснокорейцев.