Повертев листок, Андрей сунул его в карман брюк:

– Думаешь, могла Долженкова с адвокатом поделиться чем-то личным?

– У нее не было иного выхода. Мама ни за что не взялась бы вести дело, в котором ее клиент что-то недоговаривает или скрывает. Ты просто представь – вдруг на суде всплывает какой-нибудь любовник Арины. Нет, мама не стала бы так подставляться, я уверена, что об Арине она знает много больше, чем та хотела бы. Пусть Петр с ней поговорит. Ты был прав – здесь что-то не так. Она сказала мальчику, что отец умер – ну, это, допустим, понятно. Но голос у нее при этом был… такое не сыграешь. И у меня никак тогда не складывается этот его иск об установлении отцовства – зачем, если у вас все хорошо? И потом в обнимку из зала суда выйти? Я бы не смогла обнять мужчину, который меня заподозрил в измене, да еще и в суд с этим потащил.

– У богатых свои причуды.

– Это даже для богатых слишком.

– Но относительно своей матери ты права – надо ее опросить.

– Плохо только, что Петр молодой, – вздохнула Лена. – Она его может раздавить морально.

– Ну, Петька ей не сын, а процессуальное лицо, – заметил Андрей. – Будем надеяться, что справится.

– Только, Андрюша, я тебя очень прошу – пусть она не знает, что это я вам идею подкинула, – тихо сказала Лена, опустив глаза.

– Да я ж понимаю, ну, что ты… Мало ли, откуда мы про иск узнали. А у тебя там, я смотрю, и так проблем достаточно.

– По делу о пропаже Яровой ничего?

– Работаем, – коротко отозвался Паровозников. – Но ты ведь понимаешь – сложно это все. Свидетелей нет.

– А с экстрасенсом что?

– Так я от него и еду.

– Ну?! – Лена даже подалась вперед, но Андрей только бросил:

– Не застал.

– В смысле – его не было?

– Ну, а как еще? Приехал я в этот офис, там таких колдунов – человек восемь, у каждого кабинет и секретарь, прямо как в хорошей конторе. Белькевича этого на месте не оказалось, выехал в район – о как! Чувствуешь размах?

– Да вот в том и дело, что как раз размах этот меня настораживает. Центр по оболваниванию доверчивых буратинок, – пробормотала Лена.

– И ведь не подкопаешься же. Каждый сам идет и сам свои денежки несет, никто силком не отбирает. Это очень умная политика, кстати.

– Но ведь были же случаи, когда мошенников таких разоблачали.

– Где-то были. Но у нас в городе – точно нет.

– Так есть шанс создать прецедент.

– Если там есть, на основе чего его создавать. Я ведь не могу задержать всех этих волшебников только на основании твоего предчувствия, правда? Доказательства нужны, хотя мне вся эта шайка-лейка тоже весьма не нравится и кажется подозрительной.

– Надо провести повторный обыск в квартире Ирины, – сказала вдруг Лена. – Новая хозяйка не успела вывезти все, а вы в бумагах не искали.

– Обижаешь. Бумаги все перетрясли.

– Андрей, я не сомневаюсь в ваших профессиональных навыках, но вы не знали, что искать. А теперь ты знаешь – любое упоминание об этом волшебном центре, понимаешь? Ирина человек педантичный, у нее каждая бумажка свое место знает, так что, если был хоть какой-то документ, – он остался в квартире.

– Если его ловко не увел умелец, которому квартира досталась.

– Да, такое тоже возможно. Но шанс ведь есть. Сделайте повторный обыск, намекни Петру.

– Ты думаешь, эта контора выдает какие-то бумаги? – усомнился Андрей, но Лена стояла на своем:

– Если у них все устроено так, как ты говоришь, то выдает. Какое-то соглашение, договор об оказании услуг – что-то подобное.

– Ну, хорошо, допустим, я нашел нечто такое. Дальше-то что?

– Установишь факт обращения, и колдуну будет тяжелее отпираться и говорить, что не знает Ирину.

– И чего? Ну, приходила тетка, занесла денег за снятие порчи – так никто ее насильно не волок, – пожал плечами Паровозников.

– А дальше будешь наблюдать, как себя поведет Белькевич. Если никакого криминала нет, он забудет о твоем визите на второй секунде, а вот если есть… Он непременно начнет совершать какие-то телодвижения, понимаешь? Что-то будет говорить, что-то делать, звонить кому-то.

– Тебе бы сценарии кропать, начальница, – утрированно приблатненным говорком выдал Андрей. – Но ты права, в этом что-то есть…

– Иногда самая абсурдная версия может оказаться верной.

– Ладно, я понял, – вынимая из кармана купюру, сказал Паровозников. – Побегу проверять. Если хочешь, заскочу к тебе вечером, обсудим результаты.

Однако Лена хорошо знала, зачем он это говорит:

– Ночевать не оставлю, даже не надейся.

– Зря ты со следствия ушла, – Андрей поднялся из-за стола, – не своим ведь делом занимаешься. Поехал я.

– Да, давай, вечером жду.

Паровозников ушел, а Лена, посидев еще полчаса и расплатившись по счету, решила, что пора бы и в бюро позвонить.

Матери она объяснила свое отсутствие все-таки необходимостью проконсультировать бывших коллег, не решившись врать насчет болезни. Наталья Ивановна, к ее удивлению, оказалась в хорошем настроении и разрешила в бюро не возвращаться.

– Все равно ведь голова уже не тем забита.

– Ты про заседание?

– Ну, в принципе там исковые требования были… э-э-э… слегка, скажем, завышены. Того, что ты смогла отсудить, вполне достаточно, клиентка не на улице осталась, даже часть недвижимости получила. Чего еще желать женщине, изменявшей мужу? Так что не переживай.

В голосе матери послышались какие-то совсем прежние, теплые нотки, и у Лены защипало в носу. Ей очень не хватало той самой мамы, с которой можно сидеть в кухне вечером и есть жареную картошку. Но, увы, после самоубийства мужа Наталья Ивановна изменилась и изменила свое отношение к дочери.

«Наверное, ничего уже нельзя вернуть», – грустно подумала Лена, убирая телефон в сумку и садясь в машину.

Они с матерью не были задушевными подругами, но отношения всегда были теплыми и доверительными, Лена могла рассчитывать на поддержку и помощь, но после того как пошла работать в прокуратуру вопреки желанию Натальи Ивановны, стало немного напряженно. А уж когда Лена ослушалась и не отказалась вести дело, к которому косвенно оказался причастен ее отец, мать стала относиться к ней почти враждебно, перенеся затем это отношение и в офис тоже. Но, со временем приглядевшись, Крошина поняла, что и к остальным сотрудникам Наталья Ивановна относится ровно с тем же холодным высокомерием, и ей стало немного легче.

«Значит, дело все-таки не во мне, она всегда такая, со всеми. И я все делаю не хуже других».

Иногда Лену очень сердило в себе вот это постоянное ожидание материнского одобрения – словно она пятиклассница и принесла домой дневник с отличными оценками. Порой ей казалось, что в отношениях с Никитой она старалась компенсировать себе это отсутствие одобрения – заслуживала его ужинами, чистой квартирой, постоянным желанием быть рядом, вникать в его работу, давать советы. И только Андрей в недавнем разговоре открыл ей неприятную мужскую правду – такое поведение женщины только отталкивает мужчину. Ему не нужна эта постоянная опека и забота, ему нужен воздух и пространство, не заполненное женщиной – хотя бы на несколько часов в неделю. Вот Юлька Воронкова понимала это, кажется, с пеленок – и за ней толпами носились самые разные мужчины, стремясь выполнить любое ее желание и не требуя взамен борщей и чистых носков.