Манис общался чаще, чем мы с женой. Куда она могла деться, и что стало с тем злосчастным макетом?

Ло и Намрата Викъянко вернулись в дом только к следующей ночи. Весь день контролёр Трана расспрашивал и запугивал их, грозил судом и магической расправой, обещал, что на неделе пришлёт людей из магической безопасности, и они перевернут их домишко с ног на голову, чтобы отыскать улики, подтверждающие причастность Викъянко к противозаконным действиям.

Правид устало подтянул брюки на коленках и сел на кушетку в общей гостиной дома Викъянко. С несвойственной ему нервозностью попытался закурить, но передумал. Он от всей души желал помочь и работодателю и его дочери, но также прекрасно понимал, что расскажи он всю правду о Манис, её однозначно ждёт заключение и даже смерть. С другой же стороны, если самолёт пропал из мастерской и разбитым в пригороде его не нашли, то он, скорее всего, рухнул в океан, в таком случае Правид обязан поделиться имеющейся информацией как раз для того, чтобы спасти подругу.

Ло Правида не торопил, видя, как на лице уважаемого им сотрудника рисуется мука сомнения. Он терпеливо ждал, изредка поглядывая на заплаканную жену, которая сидела в высоком кресле перед камином. Подле неё хлопотала Чита, периодически наполняя хозяйскую чашку ароматным чаем. В душе Чита, наверняка торжествовала, поскольку её пророческое предсказание о Манис сбылось, но поговорить с Намратой о вероломной дочери она так и не решилась.

— Правид, от неё остались только туфли, да платье, — с надрывом произнесла Намрата, не выдержав, в отличие от мужа, тишины. — Понимаешь? Все её вещи на месте, а значит, она где-то там в одной подкладке, возможно, умирает в одиночестве или с этим Фесой, о великая магия…

Женщина снова залилась слезами, и Чита принялась гладить её по голове, подбирая слова успокоения.

— Я больше не об этом переживаю, — серьёзно заметил Ло, — но не будем сейчас. Так что, Правид?

Инженер помассировал висок, собираясь с мыслями и, наконец, решился:

— Она собирала самолёт, господин Викъянко. Настоящий самолёт. Схемы нашла в семейной библиотеке, так она мне сказала. Ваш дед хранил дневники, а ваш отец перед смертью рассказал о них Манис.

Ло со всей дури швырнул подвернувшуюся декоративную вазу в стену, заставив Читу взвизгнуть и подпрыгнуть на месте.

— Старый дурень! — зарычал Ло. — И здесь успел подмаслить. Сначала забивал девчонке голову ерундой про старый мир, а потом ещё и мемуары написал. А мой отец повёлся! Понимаешь, Намрата? Из-за них мы пойдём под суд, если не найдём девчонку.

Тут Намрата резко встала, глаза её сверкнули недобрым огнём. Молниеносно миновав расстояние, разделяющее её и мужа, она влепила ему сочную пощёчину.

— Ты об этом переживаешь, значит? Не о том, что грозит ей, а то, что мы камнем упадём на дно разнанского общества. Да гори огнём и дом этот и башня магов и… и…

Намрата расплакалась пуще прежнего и поспешила покинуть гостиную. Ошеломлённый поведением жены Ло стоял не двигаясь, и только спустя минуту потрогал горящую от шлепка щёку.

— Видишь, что эта дрянь сделала с нашей семьёй. Пойдём, Правид, поможешь мне отыскать эти чёртовы дневники. А как найдём, то сожжём. Хватит с меня наследия Викъянко.

Глаза Правида округлились, когда он услышал об участи дневников, представляющих для него лично историческую ценность, но говорить ничего не стал, на ходу придумывая план их спасения.

***

Нис Пакса ожидал своей очереди в уличную душевую, внимательно наблюдая за теми, кто по обыкновению пытался влезть перед зазевавшимся бедняками–клиентами местного скупердяя владельца. Этакие ушлые пройдохи, считающие себя лучше остальных. Нис вёл с ними короткий разговор — одна затрещина, один пинок. От природы широкоплечий и высокий, молодой человек вызывал скорее страх, нежели уважение у земляков внешнекруговцев, поэтому пары тычков «насекомым» хватало, чтобы ретироваться, выбрав другую общественную душевую. Да, Нис звал их «насекомыми», так как определение «человек», по его мнению, им не подходило.

На глаза Нису попался тощий мужик, активно натирающий рябым куском старого мыла горбатую спину, их с Нисом отделяла пара человек. Мужик, завершив купание, без зазрения совести, смачно сморкнулся прямо на край трубы, из которой лилась вода. Субстанция растянулась, колышимая тощей струёй, и теперь пачкала всё отверстие. При этом мужик, даже не собираясь за собой подтирать, подобрал растянутую рубаху и скользнул в сторону, где был пойман за руку Нисой.

— А ну стоять! — рявкнул парень, привлекая внимание остальных посетителей уличных купален. — Живо убрал эту гадость с трубы.

— Отцепись от меня, — захрипел мужик, силясь вырваться из захвата. — Ничего я убирать не буду.

— По-хорошему прошу, не будь свиньёй. Ты видишь, сколько нас здесь?

— И что с того?

— А то, что если каждый будет гадить в купальнях, то мы и трубы потом не разглядим.

— Я заплатил за услугу.

— Предупреждаю, не уберёшь — пойдёшь отсюда с фингалом.

Мужик покосился на очередь, в которую, воспользовавшись отвлечением Ниса, уже влез один из проходимцев. Несколько посетителей отрицательно покачали головой, дескать, не стоит противиться этому парню. Тогда мужик, злобно сплюнув на пол, развернулся к трубе и одним движением убрал сопли.

— Пожалуйста, — кисло протянул он и побрёл прочь, изредка оборачиваясь, чтобы окатить Нису взглядом полным ненависти.

Парень развернулся к очереди, заприметив лишнего, быстро пхнул его в сторону и громко, с чувством полнейшего разочарования, произнёс:

— Неужели вам всё равно? Один из ваших буквально на глазах портит общественное имущество, а вы молча смотрите и ждёте, когда проблему решат за вас. Зато дома будете рассказывать о мерзавце обсморкавшем трубу купальни. Вот ты, — Нис указал на мужчину, который должен был зайти в душевую следующим, — стал бы купаться в его соплях?

Мужчина понурил голову, стараясь избегать тяжёлого взгляда Ниса.

— А знаете, мы заслуживаем всего этого. Этой грязи, этих мерзавцев. Не наградила нас природа критическим мышлением. Всё принимаем на веру и ко всему привыкаем. Стало быть, любим жить в грязи, раз сами её и разводим.

Очередь молчала, а тот, что её теперь возглавлял, даже боялся сделать шаг вперёд. Нис же смотрел в эти пустые глаза, не обременённые толикой мысли, и проклинал себя за столь эмоциональный выпад. Снова он разнервничался, но ради чего и сам не знал. Забыв и об очереди