— Сойдет, — бегло посмотрев, одобряет Апрель. В этой беглости есть особый профессиональный шик — что-то от мэтра с большой буквы, от дирижера, просматривающего партитуру. — Ну флаг тебе в руки. Будем выходить на стену.

Галя хватается за баллончик с розовой краской. Баллончик по-райтерски называется «кэн». В зависимости от типа насадки, различают кэны мужские и женские, правда, Галя еще этого не раскусила. Различие, кажется, какое-то неприличное, но об этом позже, сейчас надо рисовать…

— Стоп, стоп! — тормозит ее юный пыл опытный Апрель. — Ты куда?

— Как — куда? На стену. Сам же сказал.

— Что я тебе сказал? Что я тебе сказал — на первом занятии? Сначала рисуется эскиз цветом фона, потом фон, потом контур… В школе рисованию училась?

— Училась, — кивает Галя. Непослушные ее волосы забраны под черную бандану, усеянную узором из переплетающихся белых ящериц, брови насуплены, выражение лица под респиратором — как у спортсменки перед трудным препятствием, одолеть которое во что бы то ни стало — ее задача. — Давно, в шестом классе. У нас больше упирали на акварель…

— Ясный перец! Ну и в акварели тот же самый принцип: сначала фон, потом фигура. Что тут трудного?

Трудно все. Галя переминается с ноги на ногу, надсадно дыша в респиратор, точно мамонт, сраженный бронхитом. То на стену посмотрит, то в эскиз заглянет.

— Действуй, радость моя, — напутствовал ее Апрель, — шевели заготовками. Чем дольше ты таращишься на стену, тем сильнее стремаешься.

Все происходило не совсем так, как представляла себе заранее Галя. В данный момент вокруг нее не наблюдалось ни молодежной тусовки, объединенной одним увлечением, ни, по крайней мере, других учеников. Единственное, что было, — это кусок угля и баллончики с белой, розовой и черной краской. И желтая шелушащаяся стена котельной, а перед стеной — пустырь. И неприятно сверлящее изнутри чувство, что, несмотря на уединенность этого пустыря, в любой момент сюда могут прийти Галины сотрудники, блюстители правопорядка, и арестовать старшего лейтенанта Романову за административное правонарушение по ст. 214 (вандализм), 167 (умышленное уничтожение или повреждение имущества) и 143 часть 1 (несанкционированная перекраска фасадов общественных зданий). И Апрель, под руководством которого Галя готовилась сотворить свой первый пис. Она уже знала, что это смешное, короткое, по-русски звучащее почти неприлично слово является сокращением английского «мастерпис», то есть шедевр. Критически признавая, что до шедевра ее творению не дотянуть, Галя все-таки надеялась, что не будет изгнана с позором с первого же занятия и не подведет сотрудников МВД, которые приложили усилия, чтобы она смогла познакомиться с настоящими райтерами.

Темой ее писа должен был стать розовый заяц. Всего лишь розовый ушастый звереныш.

Кошек и зайцев Галя любила рисовать когда-то на асфальте родного города. Эти зверьки получались у нее похожими: круглое туловище, овальные, враскос поставленные глаза, короткие передние лапы и длинные задние. Соцветие трех белых шариков на равном расстоянии между глазами и передними лапами символизировало щеки и подбородок. Различия кошек и зайцев заключались в глазах и хвостах… Казалось бы, такая глупость, детский недоразвитый примитивизм, а ведь симпатичные выходили рисуночки! Вчера Галя попыталась воспроизвести забытого зайца на листе формата А4 — и впервые за долгое время исцелилась душой. Никакой депрессии, светлое радостное состояние, будто заглянула в детство. Однако бумажный лист есть бумажный лист. Получится ли так же хорошо на стене? Надо попробовать, тогда ясно будет.

— Куртку сними, — командовал Апрель, — обязательно закрасишься. Что у тебя там под курткой? Свитер так себе, а вот джинсов жаль. Так что не подставляй под струю коленки. Впрочем, закрасишься все равно, так что на это заранее советую наплевать.

Приблизившись к стене, Галя забыла все рекомендации Апреля. Смелость художника брала свое. Лейтенант Романова отважно очертила полудугой левый контур зайца и замерла: не слишком ли маленький по сравнению с шелушащимся желтым пространством? Но кто сказал, что пис должен непременно обладать монументальностью? Маленькие ведь тоже бывают… Ободренная этой мыслью, Галя изобразила развесистые уши: одно торчит вертикально, другое изогнуто под тупым углом. В точности как на скетче — и не совсем так: большая вертикальная плоскость вносила свои коррективы. На стене Галя уже прозревала будущего зайца, и он получался задумчивым… Заяц-философ… Ведя линию по другую сторону от ушей, она нарисовала правый контур и только тут сообразила, что уши и место, отведенное на голову, получились слишком большими по сравнению с туловищем. Туловище будет видно только верхней своей половиной. Заяц будет выглядывать из-под земли.

— Ну и о чем задумалась? — подбадривающе послал ей в спину Апрель. — Не спи, замерзнешь! Начала, так давай.

Хочет выглядывать из-под земли, пусть выглядывает! Может, это подземный заяц. Или, лучше, полуподвальный. Не обращая внимания на такие мелочи, Галя схватилась за баллончик с розовой краской, составлявшей основу заячьей индивидуальности. Первая порция краски, зашипевшей, как сотня змей, окрасила землю перед началом стены. «Это ж сколько рублей попусту пролилось?» — испугалась Галя и повела раструб насадки выше. Кажется, это была мужская насадка. Судя по форме. А вообще, они как-то по-другому определяются… Рикошетом отскочив от стены, капли краски образовали тонкое облако, оседающее дождем на предметах окружающей среды — в том числе и на Гале. Хорошо, что куртку сняла — вот бы получилась из вполне еще годной к употреблению демисезонной одежды картина маслом! И сыром… Зато цвет восхищал. Потрясающей чистоты, розовый, как мечты принцессы из самого что ни на есть розового романтического романа, он составлял резкий контраст с шелушащейся желтой ободранностью стены, которую никто никогда не любил, которая была предназначена для того, чтобы составить фон зайцу. Ее зайцу! Представить себя райтером — это дорогого стоит. В сладости этого ощущения сливались чувства девочки, сосредоточенно пачкающей мелками асфальт, и удовольствие приятеля Тома Сойера, которому доверили покраску забора. Галя еще не умела справляться с баллончиком, краска разбрызгивалась за пределы угольной черты, но это только придавало рисунку выразительности… По крайней мере, ей так казалось. А что скажет Апрель?

Апрель раскачивался туда-сюда, как еврей на молитве, тиская крепкими темноватыми пальцами чернеющий щетиной подбородок. Челка, налезая на глаза, не позволяла ничего в них разглядеть. Галя заглядывала в его глаза с ученической преданностью. Если она и переигрывала, то только самую малость.

— Та-ак, — изрек наконец Апрель. — Вдохновение иссякло? Начинаем разбор полетов. Тебе-то самой это нравится?

Галя стеснительно пожала одним плечом. Левым. В правой руке она по-прежнему сжимала баллончик с розовой краской, точно он к ее ладони прирос или приклеился. Респиратор сполз, что позволяло ей внятно выражать свои мысли и чувства.

— Не знаю. Я старалась…

— Куда ноги у зайца дела?

— Они… ну, в общем, ноги у него внизу…