В сущности, он и должен радоваться! Ну и что, что в доме тесно и шумно, на кухню не пройдешь без того, чтобы не наступить на Леночкину игрушку, по лицу хлещут развешанные на веревке, протянутой через весь коридор, Верины колготки и лифчики, ужина не дождешься, потому что на плите попыхивает детская каша без соли и сахара… Много ли им с Раисой надо? Главное, что внучка растет замечательная! Не надо быть угрюмым монстром, надо смириться с вечным Раисиным тезисом: «Здоровье ребенка — самое главное». И все вокруг расцветет сплошной радостью…

Успокоенный сделанным выводом, Сумароков веселее взялся за третье дело. Взрывчатка, найденная в одном из вагонов поезда на станции, где сходятся три линии метро, 12 декабря… Не сработала. Возможно, не успела? Нет, похоже, у террориста в последний момент сыграло очко. В первых двух случаях терактов осколки бомбы обнаруживали признаки часового механизма. В третьем случае был найден «пояс шахида», который рвет в клочья живого человека, исполненного фанатической решимости умереть, пожертвовав собой. Следствие уверено, что шахидский пояс должно было привести в действие некое лицо, но оно отказалось исполнить возложенную на него миссию. Взрывчатку обнаружили пассажиры под скамейкой, завернутую в целлофановый пакет из магазина «ГУМ».

Постойте! В изнуренных семейной драмой сумароковских мозгах мелькнули первые проблески, объединяющие разрозненные случаи терроризма в систему. Все перечисленные станции — старые… построенные, дай бог памяти, в тридцатые еще годы… Играет ли это какую-нибудь роль? Или, возможно, играет роль многолюдность, возможность колоссальных человеческих жертв, на что указывает и время — час пик? Но вот, скажем, станция, где был совершен теракт номер два, — не самая многолюдная: пересадки здесь нет. Почему не выбрали вместо нее «Комсомольскую», «Савеловскую», «Белорусскую», какую-нибудь другую из крупных пересадочных станций? Оформление не понравилось?

Крайне интересным представлялся вопрос: откуда попадает взрывчатка в вагоны? Возможно, — конечно, это всего лишь предположение — перечисленные станции объединены одним и тем же депо? Не так глупо, стоит проверить…

Особая песня — вопрос о датах террористических актов, как состоявшихся, так и неудачных. С датами Сумароков разобраться не успел, потому что взглянул на часы и оторопел: без десяти восемь! Раиса, наверное, волнуется… Отчего-то ему вспомнилось, как переживала в молодости Рая, если ее возлюбленный (у него же такая опасная профессия!) опаздывал на свидание, как при виде него у нее на ресницы ослепительно черных глаз наворачивались слезинки, одновременно и жалобные, и счастливые. Она легко впадала в панику и столь же легко — в бурный восторг; ее проще простого было осчастливить поцелуем, комплиментом, незначительным подарком… Имя «Раиса» означает «легкая», не правда ли? Умиленный воспоминаниями, Сумароков встал, потер поясницу и без дальнейших сожалений по поводу беспорядка, который ему придется застать дома, начал укладывать бумаги в свой необъятный портфель.

Они многолики. Они повсюду. Взгляд обычного, довольно благополучного налогоплательщика особенно часто натыкается на них в публичных местах, где они стоят, воплощая своим неприглядным костюмом и скорбными глазами немой упрек. Кепка, жестяная мисочка, пластмассовый стакан, а то и просто мешок — основная принадлежность этой нелегкой профессии, не внесенной ни в один перечень трудовых специальностей. Потому что, несмотря на профессиональные увертки и приемы, используемые напропалую, язык не поворачивается назвать профессией то, что является, скорее, состоянием… По-русски невозможно произнести корявое словосочетание «работать нищим»; «быть нищим» — вот это верней.

Благополучный налогоплательщик, рассеянно бросающий монетку женщине с завернутым в кулек младенцем или калеке на костылях, ничего не знает об этих людях. Его представления о нищенстве колеблются между старой байкой о побирушке, в загаженном матрасе которой после ее смерти нашли бриллианты и золото, и смутном соображении, что все под Богом ходим, и, даже если история очередного нищего неправдоподобна, все же несчастье его неподдельно. А в остальном у заурядного налогоплательщика нет времени на знакомство с состоянием дел нищих людей.

Иван Козлов платил налоги как положено. А вот с нищими ему предстояло познакомиться поближе, чем обычному гражданину. Он должен был окунуться в мир персонажей пьесы Горького «На дне» — с той разницей, что ему предстояло участие не в трагедии и не в мелодраме, а в детективе.

— Борис Валентинович считал, что нищенство — язва метрополитена, — охотно вводили Ивана в курс офицеры УВД. — Все эти якобы молодые мамаши с младенцами, которые у них почему-то никогда не плачут, все эти инвалиды чеченской, афганской и тэдэ войны, которые неизвестно откуда берутся и ни в каких списках не значатся… Самое простое было бы их арестовывать, но Борис Валентинович считал, что это ни к чему не приведет. Как тараканы: прихлопнешь тапкой одного, ну в крайнем случае двух, тогда как за это время матка наплодит десяток. Тем более, познакомясь с нищими поближе, он изменил свое мнение…

— В какую сторону?

— В лучшую. Как ни странно. Сначала злился: как не стыдно здоровому мужику копейки на протез выклянчивать! Допустим, ног нет, ну так руки-то целы и голова на плечах есть — взял бы и заработал… Ну это он так думал, пока не узнал, что эти инвалиды, которые в нищенском бизнесе задействованы, — люди все подневольные. И зарабатывают они не себе на протезы, а в первую очередь своим хозяевам. А во вторую очередь — себе на жратву.

— Ну и что же Бирюков?

— Матку искал. Тараканью матку.

— Нашел?

— Вроде нашел. Вычислил. Ты его папочку заветную полистай, так и называется — «Нищие». А после того как вычислил, завел информатора. Мужик один, молодой, безногий…

— Что, полностью безногий?

— Нет, одна нога у него как будто бы есть, но вечно он сидит в инвалидной коляске, так что вроде совсем без ног. А может, единственная нога у него не действует… Ну да не в этом счастье. Главное для тебя то, что фамилия этого одноногого Сильвера — Дубинин, что история жизни у него какая-то особенно душераздирающая и что он Бирюкову сознательно согласился помогать. Зуб у него на нищенское начальство, понял? Бирюков благодаря его информации имел досье на всех важных действующих лиц. Собирался уже захватить всех скопом, но тут-то они его…

— Они?

— Беру свои слова обратно.

И верно: ведь никому пока не известно, кто отправил Бирюкова на бессрочный отдых.

Станцию «Новослободская» многие москвичи и, как принято выражаться, гости столицы (армия которых возросла до такой степени, что уже вытесняет хозяев) считают красивейшей в московском метро. Давно забытые, детские или, может быть, дикарские чувства пробуждают в глубине души разноцветные витражные стеклышки, складывающиеся в изображения ярких застывших цветов. Точно их вырыли из почвы какой-нибудь сказки — «Аленький цветочек», например, «Цветик-семицветик» или «Хозяйка медной горы» — и пересадили сюда для того, чтобы хоть на минуту вызвать в затравленном сутолокой и теснотой пассажире прилив положительных эмоций.