Ничего.

Попробуем чуть иначе. Прекардиальный удар.

Снова два вдоха рот в рот.

Левую руку разместила на нижней трети грудины, так, чтобы ладонь оказалась на желудочках сердца, заполненных кровью, на которые необходимо оказать давление; накрываем мечевидный отросток, защищая его от удара, размещаем локоть второй руки в районе паховой складки, наносим не сильный, а хлёсткий, резкий удар кулаком по груди больного.

Бинго! Менедем сделал судорожный вздох и задышал.

И никакой магии. Только ясная голова, опыт и знания.

Не успела я отереть пот со лба, как в комнату ворвался гиатрос Иринеос и безумными глазами огляделся. За ним вбежало ещё несколько человек. Все одновременно застыли, уставившись на этнараха Менедема и сидящую подле него меня круглыми глазами.

- Я почувствовал, что сердце великого повелителя остановилось, - воскликнул местный целитель и кинулся к старику. Тот как раз начал приходить в себя, - быстро её в дальнюю комнату и запереть на ключ, - распорядился лекарь, - вы, - пальцами ткнул в двух ближайших мужчин в одинаковой форме с кожаными нагрудниками, - поднимите правителя и перенесите на ложе. Да поосторожнее, не то руки поотрываю! – продолжал распоряжаться Иринеос, уже не обращая на меня ни малейшего внимания.

Двое других охранников подошли ко мне и не слишком вежливо вздёрнули на ноги.

Комната, куда меня привели, была заставлена многочисленными пустыми горшками, какими-то деревянными ящиками и иной посудой непонятного мне назначения.

Не успела я осмотреться, дверь за спиной с громким грохотом захлопнулась. И даже услышала, как один из воинов с ржавым скрежетом вогнал задвижку в пазухи. М-да, вот так и помогай потом людям.

Но ничего, думаю, Иринеос быстро разберётся что к чему и меня освободят. На награду не надеюсь, не нужна она мне, а вот от приставаний этнарха и иных мужчин, возможно, избавят.

Просидела я в кладовке до самого рассвета. Почему так долго? Не знаю. Страшно было, честно признаться, и холодно: пол ничем не застелен, голый ледяной камень, а я в тонких сандалиях, и в ещё более тонкой тунике. А также хотелось поесть. Вот уж к чему я здесь привыкла, так это к стабильному питанию. Снова голодать, как на пиратском корабле, не хотелось совершенно, организм только-только пришёл в себя и восстановился.

В голове прокручивала слова лекаря: "я почувствовал, что сердце великого повелителя остановилось..." - очень интересно, получается Иринеос каким-то образом поставил маячок на своего правителя? Как такое возможно? Почему я так мало знаю?! Мне хотелось усадить напротив какого-нибудь ведающего мудреца и хорошенько расспросить о законах и магии, царящих в этом мире.

Спала сидя на ящиках и прислонившись к какой-то объёмной с меня ростом вазе. Колени прижала к груди, голову положила на них, так и заснула, скрючившись.

С первыми лучами солнца, коснувшиеся потолка сквозь узкое незастеклённое окно, услышала уверенные шаги, а затем и звук отодвигаемого засова. В помещение, хмуря кустистые седые брови, вошёл гиатрос Иринеос и буркнул:

- Иди за мной, Аглая.

Я с трудом разогнула затёкшие конечности и медленно спустилась на пол.

- Доброе утро! - поприветствовала я его, и спросила, по-быстрому разминая ноги и шею, - что меня ждёт?

- То мне неведомо. Этнарх Менедем только более-менее пришёл в себя, отёк с глотки спал и теперь он может говорить.

- Какой отёк? – удивлённо распахнув глаза, уставилась на целителя: ничего такого быть не могло, разве что какая-то аллергия вылезла на фоне приёма растительной виагры.

- На траву одну, которую мой помощник добавил по своему усмотрению, - так вот почему он так недовольно хмурится: подчинённый сымпровизировал.

- Понятно, - ответила и добавила, - я готова следовать за вами.

- Хм, - хмыкнул лекарь, - а это мы в скором будущем узнаем, насколько ты мне благодарна и "готова следовать за мной". Метод, которым ты заставила сердце нашего правителя биться, мне неизвестен; как только великий Менедем примет решение касательно твоей персоны, и если оно будет касаться твоего развития под моим крылом, поделишься знаниями. Всё покажешь и расскажешь, - лицо Иринеоса чуть разгладилось, всё же старик был весьма ищущим целителем, а это не могло не радовать: жажда до новых знаний – показатель пытливости ума и вообще для меня является большим достоинством, перевешивающий некоторые человеческие недостатки, например жёсткость (не путать с жестокостью) в принятии решений.

Я шла за стариком-лекарем по сонным, пустынным коридорам в направлении опочивальни этнарха. Сам правитель не спал, стоило мне появиться в поле его зрения, как он тут же заговорил:

- Ты лекарка, - прозвучало обвиняющее, - мне Иринеос говорил о тебе, как о знающей, но я и подумать не мог насколько глубоки твои познания в целительстве. Если верить гиатросу Иринеосу, а ему не верить мне нет резона, то ты на первой ступени к доро.

Вот те раз, приплыли. Только на пару ступеней они промахнулись. Я уже на третьей.

- А посему, в качестве благодарности за моё спасение, тебе оказывается высокая, просто невероятная честь, как женщине, априори не способной думать, но, видать, Боги пошутили и разум мужчины поместили в тело женщины, с этим мне придётся смириться, потому что люди, имеющие доро весьма редки и в чести у всех эллинов и иных народов. Так вот, - этнарх сделал большой глоток из золотой глубокой чаши, - тебе оказывается честь поступить на службу к гиатросу Иринеосу, помочь ему достичь величия пред ликами Богов и взять третью ступень в его движении по лестнице целительства. Кроме этого теперь ты будешь часть светового дня проводить в городском Центральном асклепионе[10], в котором исцеляют великомудрых мужей…

Он говорил много, закручивая слова в невероятные смысловые конструкции. Если свести его речь к минимуму, то получится, что теперь от зари и до зари я буду трудиться на ниве целительства сначала в местной больнице, а затем в резиденции этнарха под присмотром гиатроса Иринеоса, а также обязана все свои знания перенести на дифтеру[11], потому что до папируса (очень дорогого в этом мире и времени) я ещё не доросла.