в жидкое состояние, не препятствуя этому) и уставился на пришельца.

– Зихт и Аша, – произнёс он. – Единственные, кто остались в живых…

В глазах у меня потемнело, сердце бешено заколотилось, а на спине выступила холодная испарина.

– Как?.. – только и смог я выговорить.

– А ты как думаешь? – Иешуа повернул верхний округлый отросток, на котором у него было лицо, и посмотрел на меня своими раскосыми – формой разреза похожими на семена злаковых растений – глазами.

Я молчал.

Всё же, они убили их. Убили моих товарищей. Они не могли открыто казнить нас (как же! «мораторий на смертную казнь», «милосердие», «демократия»…) и потому держали нас бессрочно, лишая общения друг с другом и связи с миром, сводя с ума (о, да! либеральные ублюдки знают в этом толк!).

Ещё минута, и вот мы уже летим над пологим, поросшим хвойным лесом отрогом. Я рассеянно смотрю по сторонам. Склон поднимается всё выше и вот уже под нами Щелистый Хребет – нагромождение старых гор с округлыми вершинами, будто пропиленных сверху гигантской пилой; узкие вертикальные пропасти тут и там чернеют посреди сплошного леса.

– Мы почти на месте, – говорит Иешуа.

За хребтом транспорт сбрасывает скорость и устремляется к лежащей в нескольких фарсахах меж трёх пологих горных вершин долине, постепенно снижаясь и переходя на бреющий полёт.

Вот впереди среди сплошного леса проступают подозрительно правильные очертания: несколько поросших кустарником прямоугольных проплешин, связанных прямыми линиями просек. Транспорт направляется к одному из прямоугольников.

Когда до места предполагаемой посадки остаётся не более трёх или четырёх стадиев, я уже отчётливо различаю какие-то ветхие, заросшие зеленью постройки.

– Это заброшенная шахта, – объясняет Иешуа. – Восемьдесят лет назад здесь добывали медь…

– Они здесь? – спрашиваю я.

– Да, они здесь. Твои друзья ждут тебя…

Над прямоугольной проплешиной мы останавливаемся. Под нами поросший кустарником и тонкими корявыми деревцами пустырь, бывший, по-видимому, в прошлом чем-то вроде площади или автомобильной парковки. Лёгкий жест пришельца и мы опускаемся на небольшое пятно, где кустарник уступил место обычной траве.

Перед нами длинное, двухэтажное здание, из которого в нескольких местах проросли полувековые деревья – скорее всего, бывший административный корпус шахты, или столовая, или ещё что-то общественное. Возле здания я замечаю несколько обросших кустами ржавых остовов старинных машин. Место выглядит безжизненным. Идеальный лагерь, – отмечаю я: место глухое, непролазное; не слишком близко и не слишком далеко от города.

– Можем выходить, – говорит Иешуа.

Я медлю. У меня есть вопросы. Много вопросов. И, хотя бы на некоторые, я должен получить ответ сейчас.

– Скажи, сколько лет я был там?

– Восемь, – отвечает пришелец. – Почти восемь лет.

Что же, не так много, как мне иногда казалось…

– Как долго держались мои товарищи?

Молчание.

– Ты уверен, что стоит говорить об этом сейчас? Аша и Зихт здесь, ждут тебя. Они всё тебе расскажут позже…

– Нет. Я хочу знать. Пожалуйста…

Иешуа посмотрел на меня, сделал непонятный жест основаниями рук и ответил:

– Хшио и Феш – три года… «Покончили с собой» – так записано в деле. Шерш – шесть… почти семь… Он сошёл с ума на пятый… умер от туберкулёза…

Слова Иешуа режут мне сердце. Всё это время, все эти годы я мысленно обращался к ним… представлял их лица… а они уже…

– Последним был Кхан… – продолжал пришелец. – Полгода назад он был ещё жив… и в своём уме. Тюремщики забили его до смерти.

– Как ты узнал? – спросил я, просто чтобы что-то сказать: убедиться, что могу говорить, а не кричать.

– Базы данных политической полиции и Министерства Наказания…

Да, конечно… я видел, на что способна твоя техника… – произнёс я, как мне показалось, вслух, но потом понял, что только подумал. – А может… ты умеешь читать мысли? – обратился я к пришельцу.

Иешуа не ответил.

Значит, не умеет.

– Ашу и Зихта… их тоже ты выручил? – спросил тогда я. – Или ты не один здесь… у нас?

– Я, – сказал Иешуа. – Но я не один… На Шхакаббе сейчас ещё четверо моих товарищей. Все они работают в восточном полушарии – налаживают связи между полевыми командирами, оказывают информационную и техническую поддержку. Наш корабль на орбите, приглядывает за обстановкой на планете…

– А это?.. – я пошевелил руками, изобразив соответствующий жест.

Мой спаситель понял, что я имел в виду его транспорт и тоже изобразил одной из рук какой-то одному ему понятный жест.

– Это – челнок, – объяснил он, – он для полётов в пределах светового года. Для серьёзных путешествий он не годится. Позже я покажу вам «Потёмкин», наш корабль… тебе и твоим товарищам.

Я сделал жест вежливого согласия и, похоже, его Иешуа тоже понял.

– Ну, что, идём? – Произнёс он. Я согласно качнул головогрудью. – Кажется, они уже заметили нас… – Иешуа протянул руку в сторону здания, указывая малым щупальцем на замершие в тени одного из проёмов фигуры.

Едва я вышел из марева, как Зихт с Ашей бросились мне на встречу. Да и сам я, перепрыгивая через кусты, побежал к ним.

Мы сошлись где-то посередине, между челноком и развалинами, и крепко обнялись. Я был счастлив видеть их – моих друзей, моих товарищей, с которыми вместе прошёл через партизанские будни подполья и через кровавые бои с полицейским спецназом, через погони, через акции прямого действия, через политические диспуты, через арест… и через тюрьму.

Хотя нас и разделили на долгие годы «мёртвыми коридорами», духом мы были вместе всё это время. Мы боролись, и никто из нас, даже сойдя с ума, не отказался от нашего общего дела – от нашей общей борьбы. Никто не «раскаялся».

– Шиаб!» – с повлажневшими глазами кричала Аша.

– Командир! – ревел Зихт. – Дружище!

Я же не мог выговорить ни слова. Я просто обнимал товарищей и плакал от радости и одновременно от скорби по тем, кого уже никогда не смогу обнять.

Из семерых, взятых полицейскими ублюдками, остались только мы трое… Благодаря Иешуа – удивительному существу из другого мира, который теперь стоял поодаль и смотрел на нас, смеявшихся, плакавших, кричавших, своими странными, полными непостижимой мудрости глазами.

Корабль Иешуа оказался поистине огромен. Внутри это была полая «бочка», длинной около двадцати и диаметром – примерно в пять или шесть фарсахов. «Бочка» эта, как объяснил нам Иешуа, вращалась, и этим создавался эффект притяжения на её внутренней поверхности.

Это был удивительный мир, наполненный светом, источаемым ярким жёлто-оранжевым стержнем, пронизавшим ось «бочки». Внизу мы видели небольшие деревни, окружённые аккуратными полями и ухоженными рощами или парками; реки и озёра и даже невысокие холмы, поросшие уже настоящим лесом; повсюду тянулись