чтобы кто-то тыкал и подталкивал меня, почему я не была готова к жаркому. Поэтому я осталась дома.

Шай задержал мой взгляд на мгновение, прежде чем мягко сказал.

– Круто.

Это было круто, он думал, что это круто.

Он был классным.

И милым.

– Теперь, когда у меня есть ты, я просто хотела сказать, запоздало, спасибо, что бросил все и пришел за мной той ночью. Ты... я... ну, мне нужна была та ночь, чтобы пойти определенным путем, но все пошло не в ту сторону, и ты был там для меня. Я... все... ну, мне нужно было напиться, поиграть в бильярд и спеть песни из мюзиклов, и ты сделал это безопасным для меня. Это было то, что мне было нужно, и с тех пор, как ты дал мне это, я хотела сказать спасибо, а теперь... Ну, теперь я могу. Так что, спасибо!

Наконец-то у меня появилась возможность сказать то, что я хотела, и хотя я в основном заикалась, я все же была рада, что сделала это.

Шай сделал глоток кофе, поставил кружку на стол, откинулся назад, посмотрел на меня и начал раскачивать мой мир.

– Рад, что могу дать тебе это, Табби. Это то, что тебе нужно, и я здесь, чтобы дать тебе это. Знай это. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь дал мне что-то подобное, когда мои родители были убиты, поэтому я рад, что могу дать это тебе.

К счастью, я не пила кофе, иначе не только плюнула бы на него, но и подавилась бы.

– Прошу прощения? – прошептала я, и его голова слегка дернулась, но взгляд стал острым.

– Ты не знала? – спросил он.

Нет, не знала.

– Нет, я не знала, – ответила я вслух.

Он посмотрел в сторону и пробормотал.

– Братья не поделились.

Братья, конечно, не делились.

Я не высказывала этого, я молчала.

Шай нет.

Он рассказал мне свою душераздирающую историю.

– В канун Нового года мне было двенадцать. Мы с братом ночевали у няни, потому что мои родители куда-то собирались. Мама была дома, готовилась. Папа был в винном магазине, покупал бутылку шампанского. Парень пришел ограбить магазин, убил продавца, убил моего отца. Забрал деньги из кассы, бумажник продавца, папин бумажник и ключи, и уехал на папиной машине. Не знаю точно, но считаю, что никому не повезло, что это испорчено, поэтому я также считаю, что какой-то другой случайный ублюдок не убивал мою маму. Другими словами, тот же самый парень использовал папины права, чтобы найти наш дом, его ключ, чтобы войти. Он сел в машину, убил маму, запихнул все, что мог, в нашу машину и уехал. Копы засекли дерьмо, которое он заложил несколько дней спустя. Нашли нашу машину через три недели в двух штатах отсюда. Его так и не нашли.

Мое дыхание было неглубоким, когда он закончил, но я выдавила из себя.

– Боже! Я не знала. Это отстой, огромный, такой огромный, что невозможно измерить насколько.

Шай усмехнулся.

Да я сказала это так, что он ухмыльнулся.

Сквозь усмешку он заметил.

– Это все, сладкая.

Я проигнорировала ухмылку, которая, как я знала по опыту, скрывала его боль, и выпалила.

– Что... я имею в виду, ты не должен говорить об этом, если не хочешь... ты не должен говорить мне, но что случилось потом? С тобой и твоим братом.

Он откинулся на спинку стула, сдвинув бедра так, чтобы ноги оказались в стороне. Шай потянулся, скрестил ноги в лодыжках, небрежно, холодно, как будто это мог быть обычный разговор.

– Мама с папой, Лан – мой брат, и я были близки. Папа был классным, но не таким, как твой, мама была потрясающей. Ты права, после всего этого огромного дерьма, нас забрал брат отца. Он был крутым, очень похожим на папу. Мы с братом любили его. Мы только потом поняли, что в нем много такого, что не похоже на папу.

Я подумала, что это не очень хорошее начало.

Шай продолжил говорить, и я поняла, что была права.

– Моя тетя не была классной. Папа ненавидел ее. Мама ненавидела ее. Сказала прямо передо мной и Лэном, что она стерва. Моя тетя ненавидела нас, и у нее не было проблем с тем, чтобы дать нам об этом знать. Обожала двух своих дерьмовых сопляков, вела себя со мной и Лэном так, будто мы украли у них последний кусок хлеба и помочились на него, – он наклонил ко мне голову. – Твоя мама была такой, Таб, до того, как Тэк перестал ее трахать. Она настоящая стерва. Моя тетя сделает твою маму на премии мать года. Она была неумолима. В ней яд тысячи змей и она не боится удара.

– Это тоже отстой, – заметила я и закончила, – тоже огромный.

Шай снова ухмыльнулся, и эта ухмылка, как и первая, перед лицом нашей темы, заставила меня почувствовать себя неловко.

– Ты права, детка.

– Я не знаю, что сказать, – ответила я. В смысле, я действительно хотела что-то сказать, но не знала, что именно.

Шай поерзал на стуле, положил ноги под стол и наклонился ко мне, не сводя с меня глаз.

– Тут нечего говорить, Табби. Жизнь – дерьмо! Потерял семью, годы спустя нашел новую семью. Тогда жизнь перестала быть дерьмом.

Он рассказывал о своей жизни, но его точка зрения была ясна.

Моя жизнь была дерьмом. Я потеряла Джейсона. Но когда-нибудь моя жизнь перестанет быть дерьмом.

Он был прав, и Тайра тоже.

Потерять Джейсона, не говоря уже о его возрасте и трех неделях до нашей свадьбы, было отстойно. Настолько большой отстой, что его невозможно было измерить.

Но пройдет время, и, если мне повезет, жизнь перестанет быть отстойной.

Чтобы выразить прозрение, к которому он меня привел, я прошептала.

– Правда?

– Правда, – прошептал он в ответ.

Принесли нашу еду.

Пришло время поесть и вылезти из тяжелого разговора, и я знала, что Шай согласен с этим, потому что стал есть, так что я тоже.

Я ковырялась вилкой в яйцах, когда меня осенило.

Я никогда не должна была сомневаться в том, что выберусь с Шаем, потому что Шай – это «Хаос». Я была «Хаосом». А «Хаос» – это семья.

Так что быть с Шаем правильно, потому что он был семьей.

– Спасибо, что вытащил мою задницу на завтрак, Шай Кейдж,