В. К. А вот работа в Думе, Герман Степанович, она что-нибудь полезного дает? Как вы ее оцениваете, будучи депутатом?

Г. Т. Двоякое чувство… Конечно, дает она удовлетворение или не дает, работать все равно надо, раз тебя избрали и тебе это доверили. Естественно, хотелось бы, чтоб отдача больше была. Дума должна быть трибуной не для разговоров, а для нахождения решений тех вопросов, которые ставит жизнь.

В. К. Сами вы в каком комитете?

Г. Т. По промышленности, строительству и наукоемким технологиям. А наукоемкие технологии – это, по существу, военно-промышленный комплекс. Масса серьезнейших проблем.

Вопрос о земле, Земельный кодекс… Кажется, трижды его уже отклоняли. Там ключевое, конечно, – купля-продажа земли. Вот этого я принять никак не могу! Был сейчас на Алтае. Великолепные поля гречихи, ржи. Спрашиваю: проблемы какие? Убирать надо, как-нибудь будем выкручиваться, перекидывать комбайны с одного поля на другое. Но самое неприятное – элеватор в Овчинникове приватизировали! Сюда из нескольких районов свозится зерно; так вот, приватизировали – и теперь сбивают цены. Обирают крестьян.

А кто извлечет выгоду из купли-продажи земли? Опять не крестьянин. Я разговаривал об этом на Алтае и со своими избирателями в Коломенском районе Московской области. Все говорят: нельзя этого делать! Кто в конце концов скупит землю и станет ее собственником? Не работники. И будут заставлять вчерашних колхозников работать на себя за нищенские деньги – как батраков.

В. К. Скажите, но все-таки есть у вас какая-то надежда на улучшение дел в стране, связанная с президентством Путина?

Г. Т. Так хуже-то, кажется, уже некуда. Настал такой момент, когда изменения должны быть только в лучшую сторону. Трудно пока вполне понять программу нового президента, но, на мой взгляд, обязательно надо принимать меры, чтобы оздоровить экономику, чтобы и социально-политические отношения у нас стали хоть более или менее нормальными.

Сентябрь 2000 г.

Василий Павлович Мишин, который на публикуемом снимке 1958 года справа от С. Королёва, И. Курчатова и М. Келдыша, двадцать лет был первым заместителем Главного конструктора, а затем, после ухода Сергея Павловича Королёва, стал официальным его преемником на посту космического Главного. Он – Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий.

Теперь его уже нет в живых, однако несколько моих с ним бесед, состоявшихся ранее в разное время, запечатлели много подробностей и проблем космической эпопеи и его роль в триумфальном советском выходе в космос.

КАК БЫЛО:

Виктор Кожемяко. Поскольку мы беседуем на этот раз перед исторической датой – сорокалетием полета Юрия Гагарина, расскажите, пожалуйста, как запомнился вам тот апрельский день.

Василий Мишин. На Байконуре я жил в одном домике с Сергеем Павловичем Королевым. А напротив был домик, в котором поселили Гагарина и Титова. Так что я видел, как они готовились к полету.

В. К. Вы уже знали, что полетит кто-то из них?

В. М. Да, но кто именно, было сообщено перед самым полетом. Когда объявили сорокаминутную готовность, Королев попросил нас с Келдышем до двадцатиминутной готовности обойти стартовую площадку. Думаю, он просто хотел, чтобы людей на площадке в это время было поменьше. Ну вот, когда мы уходили, Титов стоял. А вернулись – он уже в автобусе спит. Келдыш тронул его за плечо: «Герман, ты смотри, проспишь, Юрка-то улетит». А я пошел к Королеву просить разрешения связаться по телефону с Гагариным, который был уже в корабле. Дело в том, что мы научили его для бодрости одной озорной песенке, чтобы пел при взлете. Но я забыл предупредить – когда петь будет, чтобы на тангетку нажал, а то песенка в эфир пойдет…

В. К. Удалось связаться?

В. М. Удалось. Не буду повторять общеизвестное. Для меня, как и для всех нас, это был, конечно, особый день. Проверялась вся наша работа. Ну и, конечно, что ни говорите, риск был. Знал это Королев, знал и Гагарин. Королев очень волновался. Он вообще-то умел держать себя, но тут было заметно. Забегая вперед, скажу: когда Гагарин благополучно приземлился, я впервые увидел слезы у Королева. Первый и, по-моему, единственный раз. На площадке тогда возник импровизированный митинг. Смотрю, из бункера выходит Королев, а на глазах у него слезы…

В. К. Вы тоже понимали, что риск был?

В. М. Еще бы! Машина недавно принята на вооружение. Я непосредственно отвечал за третью ступень, а для нее это всего восьмой или девятый пуск. Я отвечал за этот ракетный блок, за двигатель и за баллистику.

В. К. А что давала третья ступень, чтобы понятно было непосвященным?

В. М. Скорость. И потом без этой ступени «семерка», то есть ракета Р-7, над которой мы работали и которая стала базой для создания первого искусственного спутника Земли, поднимала максимум полторы тонны, а с ней – уже больше пяти.

В. К. И когда она начала летать?

В. М. Тогда же, когда был создан первый спутник. В 1957-м. Испытывали мы ее, запуская с Байконура до Камчатки.

В. К. Интересно, а тогда уже была мысль о запуске человека в космос?

В. М. У Королева, конечно, была. Это ведь вообще была давняя и заветная его мечта! А у нас, у большинства, по-моему, такой мысли особо не возникало. Главная мысль – скорее сделать ракету, которая доставала бы Америку.

В. К. Потому что американцы нас уже могли достать?

В. М. Они же после войны окружили нас плотной сетью военно-воздушных и военно-морских баз. Их «летающие крепости» курсировали вдоль наших границ и могли в любой момент доставить атомную бомбу. То есть они достигали любого нашего города, а мы их – нет. Потому и понадобилось создание транспортного средства, которое помогло бы сделать Соединенные Штаты уязвимыми и таким образом добиться стратегического паритета.

В. К. Значит, изначально это было средство вынужденной защиты?

В. М. Да. Однако при этом Королева, наверное, ни на минуту не покидала мысль о посылке человека в космос. Она занимала его всю жизнь. Он готовился к этому. И вот однажды он говорит: а что если выбросить кое-что из аппаратуры и посадить туда человека? Мы работали в это время над специализированным военным комплексом. Что ж, говорю, наверное, можно.

В. К. И как для вас шла подготовка к этому полету? Какие-то подробности, проблемы наиболее сложные…

В. М. Для меня самой сложной проблемой стал воронежский завод, где предстояло делать мою часть. Там изготавливалась арматура для авиационных моторов, и немалых трудов стоило научить их делать ракетные двигатели. Но справились!