В. К. По справедливости опять же?

Г. Т. Я так считаю. Молоко, мясо, продукты с бахчи и поля – все распределялось таким образом. И при этом, повторяю, жесткие порядки были в коммуне: если ты установленные правила нарушаешь, тебя просто выгоняли. Я когда об этом вспоминаю, всегда думаю, что справедливость предполагает и определенную ответственность, высокую требовательность, строгий порядок. Иначе ничего не получится.

Важно, как Топоров учил детей. Хорошо учил. А вечером собирал взрослых членов коммуны, которые, как правило, приходили тоже с детьми, и читал им «на разные голоса», по выражению папы, произведения классиков русской и мировой литературы. А потом спрашивал, как коммунары, то есть крестьяне, воспринимают и понимают прочитанное. Это все он записывал, и родилась книга, которую он издал, – «Крестьяне о писателях». Уникальная книга! Получила тогда высокую оценку Горького. Там есть замечательные высказывания людей «от земли». Помню, одна крестьянка делится своим чувством после одного из произведений Блока. У меня, говорит, такое впечатление: сегодня я видела широкое поле, луг весь в цветах, солнышко светит, а под конец – пришла свинья и все перекопала…

В. К. Образно!

Г. Т. Очень образно. Такое восприятие у крестьян – непосредственное и своеобразное. Ведь грамоте в то время они не были обучены. Топоров и такие, как он, начинали в стране культурную революцию. Он посвятил себя образованию крестьян.

В. К. Когда вы полетели в космос, Андриан Николаевич еще был жив?

Г. Т. Да, он дожил.

В. К. После полета вы встречались с ним?

Г. Т. Не раз. В Москве, и в Николаев к нему ездил – он там последние годы жил.

В. К. А папа ваш умер в каком году?

Г. Т. В 1993-м. Здесь, в Москве…

В. К. Когда я звонил вам домой, разговаривал несколько раз с женой вашей. Тамара Васильевна… Та самая Тамара, которая была женой уже тогда, когда вы полетели?

Г. Т. За три года до полета отец мне написал, получив мое письмо о том, что я собираюсь жениться: «Имей в виду, сын, Титовы женятся только один раз».

Я служил тогда под Ленинградом, куда прибыл после окончания Новосибирского лётного училища. Впрочем, если точно, называлось оно так – Сталинградское военно-авиационное училище летчиков имени Краснознаменного Сталинградского пролетариата.

В. К. Эвакуировано было в Новосибирск из Сталинграда?

Г. Т. Конечно. А про женитьбу… Тамара работала у нас в лётной столовой, и мы поженились. Отцу же я написал задним числом, но с хитринкой: дескать, хочу жениться, она украинка, очень хорошая и так далее. В ответ получаю то самое письмо: я тебя знаю, сын, раз ты сообщаешь, что хочешь жениться – значит, уже женился. Но запомни: Титовы женятся один раз!

В. К. Насколько я знаю, у вас две дочери. И внуки есть?

Г. Т. Один пока, Андрюшка.

В. К. Сколько лет ему?

Г. Т. Одиннадцать. Младшей дочери, Гале, на днях исполнилось 35 лет. Вторая, Таня, на два года постарше. Она МГИМО окончила, работала в Министерстве внешней торговли. Сейчас не работает, воспитывает сына. Зять тоже два года безработным был, недавно с трудом устроился. Галка окончила Институт военных переводчиков. Работает теперь в Генеральном представительстве ООН в России по делам беженцев. Ну это наши семейные проблемы. Мало кому интересно…

В. К. Поскольку в Государственной думе вы член фракции КПРФ, можно считать, Герман Степанович, что убеждения у вас не изменились? После космического полета, я помню, вы досрочно были приняты из кандидатов в члены КПСС…

Г. Т. Был таковым и считаю, что остаюсь. Мы должны гордиться достижениями страны за годы Советской власти. А ведь руководила страной Коммунистическая партия! Недостатки и ошибки? Были. Но они бывают в любом деле, а в новом, которое делается впервые, понятно.

Но я глубоко убежден, что и система образования, которая существовала при Советской власти, и система здравоохранения, внимание государства к науке, культуре, к военным, – все это заслуживает очень высокой оценки.

Сегодня мне, например, странно слышать, когда в бывших советских республиках говорят: принижалась национальная культура. Да где же, в чем она принижалась? Вспомните хотя бы, какие впечатляющие смотры национальной культуры разных республик регулярно проходили в Москве. Это всегда было свидетельство высочайшего уровня, на котором находились в республиках театр, кино, музыка, изобразительное искусство, литература…

Словом, я остаюсь сторонником Советской власти. И член фракции КПРФ потому, что ее взгляды мне близки, я их поддерживаю.

В. К. А то, что произошло с нашей страной за последние десять лет, как вы оцениваете?

Г. Т. Папа в последние годы своей жизни с тревогой говорил о происходившем. Спрашивал: «Ну ты объясни мне, сын, что же это такое – перестройка? Что творится в стране?» И еще: «Неужели мы свою жизнь зря прожили?» С таким тяжелейшим ощущением он и ушел из жизни.

Я его понимаю! Знаете, иногда тоже вдруг ловлю себя на мысли: неужели мы зря все делали, зря выполняли свои обязанности, строили, открывали? Но тут же говорю себе: нет! Потому что развал Советского Союза, уничтожение экономики и культуры великой страны – не исторически определенная трагедия, а результат предательства.

Я еще тогда, когда только начинались «новые веяния», говорил: ладно, хотите вы, чтобы в каждой деревне был свой президент, – пусть будет. Но не трогайте экономику Советской страны! Она ведь интегрирована была в такой степени, к какой Европа сейчас стремится. А у нас все поломали, порушили, вместо того чтобы совершенствовать и развивать. В результате – убыток для всех.

В. К. Отсюда и нынешнее состояние космонавтики, так ведь?

Г. Т. Я не устаю повторять, что космонавтика – отрасль народного хозяйства. И если народное хозяйство лежит на боку, то космонавтика – тоже. Не оторвешь ее от общего состояния экономики и науки в стране! Академия наук СССР была, мощные научные институты работали на космос, ведомственные, отраслевые институты. Все это было. Теперь же что? Жалкие остатки. Переиначив слегка Лермонтова, скажу: «Печально я гляжу на это поколенье»…

Нас воспитывали законопослушными. И, наверное, были слишком доверчивы. Мы знали, что у нас, в Советском Союзе, есть законы, которые преступать нельзя. Когда же стали все это разваливать, по привычной своей инерции доверяли. Какие-то указы издавались, провозглашались лозунги, а мы думали: наверное, это все-таки в рамках наших законов. Проглядели. Прошляпили!

В. К. В последнее время, как я понял из наших телефонных разговоров, у вас был ряд поездок – в США, Узбекистан, Красноярск. Деловые поездки? И связаны ли они с космонавтикой?

Г. Т. В Узбекистан летал по космическим делам. В Красноярск – на 40-летие аэрокосмической академии. Ну а в США – на 25-летие открытия обелиска в честь перелета чкаловского экипажа через Северный полюс в Америку. Мне предложили войти в состав этой делегации, и я, конечно же, согласился. Во-первых, Чкалов! Вы ведь знаете, что значил и значит он для нашего поколения. Во-вторых, интересно было посмотреть, как американцы к этому относятся. А у них создан Комитет чкаловского перелета, обелиск в Ванкувере в хорошем состоянии – перенесли его теперь прямо на аэродром, где приземлился Чкалов. И торжества были организованы на достаточно высоком уровне. Так что я опять-таки по контрасту подумал о нас…