Таким строгим я его еще не видел, поэтому не стал злить Магди и повиновался.

Пока не понял, что он лжет.

Когда Магди, в очередной раз повел меня в туалет, я заметил, что в отсеке, где находится моя камера, есть еще две. Моя камера посередине, две другие с точно такой же дверью и окошком для глаз по краям.

Когда мы проходили мимо, я уловил мающуюся тень в одной из камер. Там кто-то был и явно против своей воли. Значит, я здесь не один. В голове тут же созрел вопрос. А может, я всегда был не один?

Озарение пришло утром следующего дня. Когда Магди принес завтрак, я неожиданно для него сказал::

– Передай, пожалуйста, моей маме и сестре, что я их люблю. Магди растерялся, но быстро взял себя в руки. На его лицо налегла неприятная тень, а в голосе зазвучало раздражение:

– Если ты с ними не общался, то откуда знаешь, кто там? – подозрительно посмотрел он на меня.

– Я догадался, – ответил я.

– Как?

– Ты сказал, что вы в затруднительном положении, потеряли контроль. Учитывая ваши методы, вам нужно больше, так скажем… ммм… аргументов. Мой отец начальник госнаркоконтроля, а значит, его семья – идеальное средство шантажа. С моим похищением у вас не вышло, вот вы и подкрепили свои силы.

Магди молчал.

Я съел манную кашу холодную и комковатую, выпил компот вприкуску с вафлей, поблагодарил Магди и лег на свой топчан. Перед тем как закрыть дверь, он тихо сказал:

– Твой отец больше не работает в госнаркоконтроле. Он мертв.

После чего закрыл дверь и удалился.

* * *

Известие о смерти отца окончательно меня добило. Я проплакал весь оставшийся день и всю ночь, поэтому, когда на следующее утро ко мне зашел Магди и сообщил, что больше мы не увидимся, я не сразу понял, что он имеет в виду. Он принес мне поесть, но аппетита не было, впрочем, как и вчера. Но Магди умеет убеждать людей.

– Послушай, я сказал тебе про отца, чтобы ты знал. Я не должен был этого говорить. Барон заметил, что ты отказался от еды, и спросил меня в чем дело. Я соврал, но если он узнал, у меня будут проблемы. К тому же тебе лучше поесть, потому что неизвестно, когда тебе в следующий раз выпадет эта возможность. Сегодня вечером тебя увезут отсюда.

– Куда? – До меня вдруг стал доходить смысл всего сказанного. Я нехотя встал с кровати, подошел к Магди и через силу впихнул в себя тарелку жидкого холодного куриного супа с вермишелью и единственной плавающей в жирном бульоне морковкой, которую пришлось разрубить ложкой, чтобы съесть. От рисовой каши с тушенкой я отказался.

– Я не могу тебе сказать. И так выболтал слишком много. Прощай.

– Спасибо, Магди, – тихо, еле шевеля губами сказал я.

Магди кивнул и молча закрыл дверь.

Россия, Москва

– Толстая, ты на брак, – сказала мордовка в начале смены, как всегда плюнув на пол. Я уже отработала четыре стажировочные и вот сегодня первая за деньги. Морально я была готова к чему угодно, но только не к тому, что меня отправят на верную смерть.

Я словно услышала смертный приговор. Мои ноги стали ватными, но я покорно поплелась за мордовкой, не видя ничего вокруг, словно мы в цеху одни. Она подвела меня к столу, на котором горой выше моего роста лежали кое-как сосиски в упаковках. Они выпирали наружу, словно грыжи. – Ты должна все сосиски аккуратно уложить, а потом отправить их по конвейеру вниз, – с этими словами мордовка указала на ленту, которая изгибом уходила вдаль, – там их запечатают и после вернут тебе. Упаковки разложишь по коробкам и все поставишь на поддон. Приедет грузчик и заберет.

Я кивнула, что все поняла и приступила к работе.

Вот же я удивилась, когда поняла, что это брак со всех трех цехов! На столе оказались упаковки и полукилограммовые, и по килограмму, и по два. Их необходимо было разделять по разным коробкам, проставлять соответствующие маркеровки и тащить на три разных поддона. Каждая коробка по двадцать килограммов. Когда из сосисок была гора, мне было более или менее комфортно, я хотя бы стояла в рост. Но когда куча потихоньку разошлась по коробкам, мне пришлось согнуться сначала немного, а потом и совсем пополам. Лента конвейера находилась на уровне пояса, а мой стол – под лентой, коробки, в которые нужно было свалить исправленные упаковки – под столом. От стола до поддона ровно три метра. К первому перерыву я физически ощущала, где у меня находится матка. Я перетаскала почти восемьсот килограммов.

Наученная предыдущими сменами, я закурила прямо в туалете, сидя на унитазе. Три в одном, так сказать. Наверное, скоро смогу тут же и обедать.

– Там что, толстая курит? – За дверцей раздался мерзкий голос мордовки.

Я быстро потупила сигарету и вышла из кабинки. В лицо мне тут же прилетела оплеуха.

– Как ты смеешь, мразь! – заорала мордовка, – Курить в цеху!

– Я не в цеху курила, а в туалете, – сдерживая слезы, отвечаю я.

И в это мгновение я поняла, какую ошибку совершила. Не с того я начала разговор. Я открываю рот, чтобы исправить ситуацию, но не успеваю ничего сказать, потому что получаю еще одну пощечину.

– Я тебе покажу, сука такая, как перечить! Толстожопая мразь! Пошла вон отсюда! – брызжа слюной орет мордовка.

Быстро выхожу из туалета, надеваю фартук, перчатки и иду к своему столу, стараясь все же не заплакать. Там уже снова гора, которую я распихиваю по коробкам. Когда набиваются три полные коробки, я пытаюсь поднять одну, но не получается. Болит спина. Я пинаю коробку к поддону и оставляю ее там. Тоже самое делаю с оставшимися.

Не успеваю я, заполнить следующие коробки, как в цех вваливается молодой парень с наглой мордой.

– Это что? – спрашивает он, удивленно таращась на коробки возле поддона. – И как я должен их на погрузчик взять?

Я разгибаю спину с лицом мученицы.

– Не смогла поднять коробку, – виновато говорю я. – Не поможете?

– Не помогу, – отвечает парень и удаляется.

Вот ведь мужчины пошли, удивляюсь я и возвращаюсь к работе. Но поработать мне не дают, грузчик приводит мордовку.

– Смотри, – говорит он ей.

– Эта толстуха любит за чужой счет зарабатывать, – вздыхает мордовка, – слышь, жирдобаба, подхватила коробку и погрузила быстро на поддон. Сосиски не должны лежать на полу.

– Не могу, – отвечаю я, и обращаюсь к парню. – Вы же мужчина, помогите девушке!

– Если бы ты не была такой толстой, я бы показал тебе, что такое мужчина, – говорит он с мерзкой улыбкой и сжимает свои яйца. Мордовка хохочет.

– Сынок, ты меня не пугай, жирная невестка мне не нужна! Ты представь, сколько она жрет! Давай, бери коробки, жирдяйка, тащи их на поддон.