Машина скрылась из виду. Женька, развернувшись, обхватила за шею стоящего сзади Тумана:

— Ну вот и все, Туманушка, опять мы одни. Ты уж прости меня, что я отказалась от денег. Я не имела на это права, должна была взять их ради вас с Тяпой. Но не смогла. — Она усмехнулась. — Да, дорого гордость стоит. Но ничего, мы проживем, жили же до сих пор. В конце концов для вас еще столько всего осталось в холодильнике… — Она говорила и говорила, то ли оправдываясь перед овчаркой, то ли утешая себя. А потом осеклась на полуслове и разразилась слезами, уткнувшись лицом в серую собачью шерсть.

В этот день Женька почти ничего не делала в парке. Да и смысла в этом не было: листья, словно дождавшись какой-то команды, сыпались и сыпались с деревьев, даже несмотря на то что погода была почти безветренной. Поняв тщетность своих усилий, Женька вернулась домой. От самого порога бросила взгляд на дверь, ведущую в комнату, хотя и знала, что там нет ни души. А вот Тяпа, не зная этого наверняка, кинулся по обеим комнатам с проверкой, потом вопросительно посмотрел на Женьку.

— Уехал, — сообщила ему Женька. — Так что больше не ищи. Будем жить как раньше.

Но как раньше не очень-то получалось, по крайней мере, сегодня. Не зная, чем разогнать ставшую вдруг такой тягостной тишину, Женька принялась за уборку комнат. Вначале убрала свою комнату, потом дошла до дальней. Заправила диван, вернула на место свой пистолет и понесла расставить по местам те книги, что предлагала Владу. Сложенный вдвое листочек выскользнул из одной книги, спланировав на пол. Вернувшись уже с пустыми руками, Женька подняла его, развернула. С тетрадного листа на нее смотрела она сама, Тяпа и Туман. В карандашном наброске Влад точно передал черты всех троих. Пушистые, коротко обрезанные уши Тумана, его выразительные брови и еще более выразительные глаза. Тяпу с его очаровательной мордочкой немного взъерошенной плюшевой игрушки. И Женьку с разметавшимися по плечам волосами, глядящую диковато, исподлобья. Женька долго рассматривала портрет, удивляясь тому, что Влад, оказывается, умеет так хорошо рисовать. Он не производил впечатления человека, способного серьезно заниматься искусством. И все же перед ней сейчас был листок, с которого все трое глядели словно живые. Женька бережно расправила его и убрала под стекло книжной полки.

Вечером Женьке было не по себе. Она включила ту замысловатую печь, которую хозяин привез ей когда-то для отопления, без устали говорила с собаками и впервые за долгое время пожалела о том, что у нее нет телевизора. Чтобы еще как-то разогнать неведомо откуда взявшуюся, окружившую ее пустоту, Женька включила радио, зажгла везде свет. И даже ложась спать, почти по самые глаза закутавшись в одеяло, оставила гореть над кроватью маленький ночник.

Проснулась Женька поздно, отоспавшись за все прошедшие тревожные дни. Собаки, теряя терпение, уже вовсю ворочались и вздыхали на полу перед кроватью. Свет ночника из маленькой яркой звездочки превратился в едва заметную, тускло светящуюся точку. А листья продолжали падать за окном удручающе дружно, как будто спешили обрести свой последний приют на земле.

— Ну что? — спросила Женька у собак, поднимаясь. — Заждались? Пойдем сегодня в лес. Парк скрести бесполезно. Сгребем потом все оптом, тем более что и гостей в особняке пока не предвидится. А мне… — Она посмотрела на соседнюю комнату. — А я уже несколько дней хочу туда сходить.

Собаки обрадовались, явно поняв Женькины слова. И пока она, закрыв входную дверь, застегивала «молнию» на куртке, они уже были у ворот, призывно глядя на отставшую хозяйку. Догнав их, Женька открыла калитку, сделанную прямо в одной из воротных створок, и вышла на дорогу. Собаки потрусили к озеру, а вот Женька задержалась, глядя на убегающую вдаль асфальтовую полосу. Дорога, как и все вокруг, была по-осеннему влажной и тоже усыпана желтыми листьями. Не так густо, как газоны в парке, но все же достаточно для того, чтобы хозяину по окончании листопада пришлось вызывать трактор с циркулярной метлой. А до этого времени, Женька знала это по опыту, вряд ли кто-то захочет арендовать особняк, потому что во второй половине осени мало у кого возникает желание отдохнуть на природе. Вот когда выпадет снег, установится погода — тогда Женька снова будет слушать по ночам отголоски чьих-то праздников. Пока же ее уделом оставались полное одиночество и тишина. И, глядя на убегающую вдаль, усыпанную листьями, словно страницами непрочитанной книги, дорогу, Женька почувствовала, как ее охватывает тоска.

Туман, не дождавшись Женьки на берегу, вернулся за ней и ткнулся носом ей в бок. Отвлеченная таким образом от своих невеселых дум, она повернулась к нему, улыбнувшись с ласковой грустью:

— Пойдем, мой хороший, пойдем.

Не успела Женька пройти мимо озера, как лес приветствовал ее напоминанием о лете. Из-за туч вдруг выглянуло солнце, заставив сосновые стволы затеплиться янтарным светом, а густо росшие ниже, ближе к воде, невысокие вязы зашелестели совсем еще зеленой листвой. И если не смотреть на правый берег, где высились стройные, но полностью переодевшиеся в золотой убор березки (а некоторые уже почти и без него), то можно было представить себе, что сейчас лето. Снова попасть в него, пусть лишь зрительно, на несколько прекрасных минут — это ли было не чудесно! Замерев, Женька глядела во все глаза, стараясь не упустить ни единой секунды волшебства. А когда солнце снова скрылось за набежавшей тучей, преодолела подъем от озера так, как будто у нее вдруг выросли крылья. Она и сама сейчас не могла бы сказать, что же такое вдруг нахлынуло на нее. Сама ли она испытывала эту внезапную радость или же ей передалось чувство встречающего ее леса? А лес именно встречал ее, как встречают лишь в родном доме. Лес все уже знал, и понимал, и готов был раскрыть Женьке свои ласковые объятия. Окутать своими ароматами, напоить хрустально прозрачным воздухом, нашептать что-то нежное и доставить маленькую радость в виде сохранившегося каким-то чудом где-нибудь во впадине у корней яркого цветка. Все это было для нее, Женька чувствовала это. Добравшись до ближайшей сосны, она обняла ее за чешуйчатый, дымчатый у основания ствол.

— Спасибо вам, родные вы мои! Как бы я без вас жила? Никого у меня больше нет, только вы и собаки… И я думаю, что и не нужно мне никого, кроме них и вас, — продолжила она, отпустив сосну и медленно двинувшись дальше. Теперь она изливала свою душу всем деревьям, готовым слушать ее. И они слушали внимательно, шепотом передавая ее слова от одного к другому. По крайней мере, Женьке всегда казалось, что именно так оно и есть, из-за чего привыкла говорить с ними медленно, чтобы они успевали за ней.

— Влад, — произнесла она вслух. — Вы знаете, кто это. Вчера он уехал, и с этого дня я не могу найти себе покоя. Я узнала, каково это, когда в моем домике живет человек. Когда можно с ним поговорить, когда он готов сопереживать тебе… как-то не так, как собаки. Собаки искренни, но они не могут произнести слов успокоения, они не могут оценить ситуацию целиком и осознанно реагировать на нее, не могут высказать своего мнения… Но в то же время, — продолжала свою исповедь Женька, — собаки и не подколют острым словом, и не будут лезть к тебе в душу, и не будут чего-то требовать. Влад доставил мне немало хлопот. Я считала его обузой, бременем. Но почему вдруг мне стало так тоскливо после его отъезда? — Остановившись, Женька окинула деревья взглядом и призналась: — Кажется, я знаю почему. Это глупо, смешно. Но за все эти годы он — единственный мужчина, с которым мне довелось познакомиться. И более того, тесно общаться в течение нескольких дней. И каков бы он ни был, чего бы в нем ни было больше — достоинств или недостатков, а в моих глазах он стал… Нет, не прекрасным рыцарем и не воплощением всех моих грез, — ища определения своим чувствам и не считая нужным что-либо скрывать от леса, Женька снова двинулась вперед, — но существом, к которому меня вдруг потянуло. Это глупо! — снова воскликнула она. — Мы с ним настолько разные, что нас даже сравнивать нельзя. Он настолько же далек от тех идеалов, которые я рисовала себе когда-то в мечтах, насколько я далека от тех ухоженных супермоделей, что вьются вокруг него — у него ведь наверняка немало любовниц, а еще он женат. Я не видела его жену, но могу ее себе представить. Безупречная от самой обихоженной парикмахером макушки до кончиков ногтей на ногах, где сделан идеальный педикюр. Одетая в дорогие тряпки, которые она может красиво носить, с формами тела, созданными тренажерами и массажистами… По словам Загорова-старшего, она большую часть своей жизни проводит на курортах. Это шикарная женщина. А такие, как Влад, любят шик и ничего другого не признают. Слышали бы вы, как он отзывался о моем доме! В своих словах он его разве что с землей не сровнял. И представляю, что он при этом думал обо мне самой.