и скрутил, сжав в объятиях, запустил пальцы левой руки в густые волосы, сжав у корней, дернул так, что ее хрупкая шейка оказалась совсем беззащитной и куснул хорошенько, сжал зубы, оставив след.

— Воняешь. Клубом. Другим мужиком. Живо домой. Мыться. Пока я тебя здесь не пришиб, — сказал тихо, встряхнул. — Поняла?

Закивала быстро-быстро.

— Нет, ни хера не поняла. Я сам сделаю тебя чистой. Сам. И, когда я закончу, ты будешь пахнуть только мной.

— Леонид, я…

Прежде чем она успела договорить, я обхватил ее личико, сжал большим пальцем под подбородком, а указательный и средний пальцы сунул ей в рот, нажав на корень языка.

Горячий, славный ротик…

По венам заструился кипяток.

От удивления глаза Ясмин распахнулись. Надавил чуть сильнее.

— Рот на замок. Ни звука без моего разрешения.

***

Потом она тихо села в машину, как прилежная ученица, и мы ехали молча.

Домой.

— Раздевайся, — кинул ей у порога.

— Здесь?!

— Здесь. Дальше ты и шагу не ступишь в этом провонявшем тряпье. Все снимай… Все.

— И трусики?

— Что непонятного в слове “все”? — выгнул бровь.

Глава 19

Леонид

Ясмин распустила волосы, будто надеялась скрыться от меня под водопадом темных волос.

Шелковистый, струящийся волос мерцал.

Грудь скрыла, но подтянутую, крепкую, небольшую попку не скрыла, как и аккуратный, нежный треугольник абсолютно гладкой кожи между ножек.

Кажется, я хотел знать, какая она там. Запрещал себе даже думать.

Теперь застыл, разглядывая ее кожу… Блять, залип там взглядом, ныряя глубже, дальше, больше.

Сам не понял, как шагнул и вдавил в стену тонкой спиной, прижав лопатками.

Колено вклинилось между бедер, опытно растолкав их в стороны.

— Что ты…

Ясмин пискнула, когда мои пальцы толкнулись к ее щелке быстрее, чем разум сказал “Не стоит” и тормознул бы меня.

Поздно.

Теперь только пировать, смаковать, пробовать…

Аккуратный, сладкий клитор, продолговатые губки, как скромные лепестки. Ох ты ж… Двух одинаковых щелок не бывает. И у моей девочки была роскошная, стыдливо прикрытая лепестками. Так и хотелось ее раскрыть, разворотить хорошенько…

— Проверяю, текла ли ты… У кого-то здесь сухо. Почему так сухо, Ясмин?

— Все и так ясно.

— Ответ неверный.

Я вдавил пальцы поглубже.

— Хочешь, я насухо тебя от целки избавлю? Хочешь?

— Что? Нет! Нет же!

— Тогда не дерзи, — оборвал. — Отвечай на мои вопросы. Подумай хорошо, прежде чем ответить. Сколько ты с этим ебланом терлась? И ни одного следа влаги! Зато сейчас дрожать начала… Когда вот здесь тебя трогаю…

Надавил на клитор пальцами, понежив его. Ясмин выдохнула и задрожала.

— Потому что… он не ты.

— Дальше, — потребовал я. — Он не я. И?

— Разве есть продолжение? — пролепетала.

— Ты мне скажи. Чувствую, есть.

Щелкнул пальцами по напряженной плоти.

Ясмин дернула бедрами и охнула протяжно, когда я сдавил сладкий комочек между подушечками пальцев, начав растирать его неспешно.

— Я слушаю. Слушаю твои раскаяния и извинения, — придвинул ухо к ее ротику. — Тшш… Ничего не слышу.

— Прости.

Ее губы задели мое ухо, обдав его кипятком. Будто лава скользнула по венам, сосредоточившись на конце окаменевшего члена.

— Продолжай!

Я отодвинулся, чтобы не пропустить ни одной эмоции.

— И учти, моя маленькая актриса, я всегда знаю, когда ты играешь. Всегда. Твои слова должны быть искренними.

— Они могут тебе не понравиться.

— И я разберусь с этим, пойму, что делать, когда услышу.

— Ничего не было.

— Совсем ничего? Или ты пыталась его завести, довести…

— И… И себя тоже, — призналась и покраснела.

— Как?

— Мне стыдно, — опустила вниз лицо.

Я нырнул под него, ткнув лбом вверх.

— Смотри мне в лицо, когда говоришь. В глаза…

— Ты меня расстроил. Очень сильно расстроил, обозвав шлюхой. Я подумала, что если тебе от меня ничего не нужно, то какая разница, кому это достанется. Разве не так?

— И?

— Если не ты, то нет никакой разницы. И поначалу все шло так легко, меня несло. Буквально, несло. Разговор, флирт, коктейль, танцы. Потом…

— Потом ты перешла к основному? — подтолкнул немного к более откровенному рассказу.

— Да. И все плохо. Так плохо. Ужасно.

— Детали.

— Его запах. Он пахнет потом. Таким кислым потом, — скривилась. — Ты тоже пахнешь потом. Но иначе. Мускусом, перцем, пряностями. Не знаю, чем. Мне нравится, как ты пахнешь. Я всегда… Всегда нюхаю твои рубашки, прежде чем отправить их в стирку! — заполыхала, как костер. — Иногда даже надеваю недолго. А потом…

— Стоп. На тебе есть белье?

— Что? — заморгала влажными от слез ресницами.

— Ты, негодяйка, призналась, что тайком носишь мои грязные рубашки.

— Просто надеваю! Недолго!

— И как ты это делаешь? На тебе в этот момент есть белье?

— Есть. Даже одежда. Это просто… Не знаю. Как взять без спроса, увидеть в зеркало и устыдиться.

— Вот тебе первое маленькое распоряжение, ягненок. В следующий раз, когда возьмешь из корзины с грязным бельем мою рубашку, я хочу, чтобы на тебе не было белья. Вообще. Я просто хочу знать, что ты делаешь именно так.

Она коротко вздохнула через стиснутые зубы.

— Ты меня поняла?

— Да. А мне нужно рассказать тебе?

— Говорить мне об этом? — улыбнулся ей. — Только если спрошу.

— Завтра?

— Я не скажу. Может быть, спрошу тебя об этом завтра. Может быть, через неделю. Может быть, не задам этот вопрос в течение года. Но ты должна делать и ждать. И… если вдруг я захочу узнать, ты в красках распишешь мне каждую свою эмоцию. Впитывай их в себя…

— Х-х-хорошо…

— Дальше, — напомнил о теме. — Ты терлась об это тупое ничтожество.

— Мне стыдно!

Я сдавил ее щеки.

— Я не спрашиваю, стыдно тебе или нет. Я спросил, как ты это сделала и почему не довела до конца, почему рядом со смазливым пареньком и под алко твоя щелочка не выдавила из себя ни одной скупой капельки влаги?

— Он не ты. Не ты! — повысила голос. — Мне было противно. Мерзко. Когда все двинулось в сторону активных действий, становилось все гаже и гаже. Я заставляла себя терпеть и… И даже пыталась представить тебя на его месте. Это