Сравнение со школой и вызовом в кабинет директора вдруг становится еще более подходящим: ты ждешь наказания, получаешь его и уходишь, ухмыляясь от радости, что все позади. Правда, мое наказание не заканчивается, а только начинается. Хотя пока еще я об этом не знаю.

С улицы доносятся голоса. Двое ругаются, или, может, кто-то один громко вопит в мобильник. Так или иначе, этот тип, похоже, стоит прямо под нашими окнами.

— Ради бога, Сэм, ты слышишь? — спрашиваю я.

— Забудь. Не обращай внимания. Сосредоточься на нашем разговоре.

На минуту воцаряется молчание, по крайней мере в комнате.

— Сэм, послушай, я стану меньше пить, правда. С твоей помощью я…

— Я помогу. Я хочу тебе помочь. Смотри, что я принесла. — Она показывает на буклеты, разложенные перед ней. — Эти люди помогут. С ними ты бросишь пить.

Я хочу открыть рот и сказать, что не собираюсь совсем бросать и нечего преувеличивать. Это был несчастный случай. Неприятный. Не стану же я алкоголиком из-за одного случая. Просто ситуация чуть-чуть вышла из-под контроля. Я не хочу сидеть в комнате, заполненной потными людьми в дешевых ворсистых куртках, и «делиться» с ними своими проблемами. Никуда не хочу идти или что-то делать. Почему я не могу просто пить меньше? Почему ты не можешь поверить, что я стану меньше пить и все устроится? В конце концов, я ведь не алкоголик. Я не просыпаюсь с бутылкой виски в руках и не провожу дни, прихлебывая из жестянки крепкое пиво и оскорбляя прохожих. Ты знаешь, я только иногда слегка перебираю. Дело поправимое.

Но пока я обдумываю все это, а мозг пытается выразить мысли связным и внятным предложением, в котором удалось бы объединить две идеи: «Я не хочу бросать пить» и «Извини, все изменится, поверь мне», Сэм поднимает руку, показывая, что еще не закончила, и говорит:

— Я серьезно, Крис. Тебе нужно что-то делать, причем прямо сейчас. А конкретно — бросить пить. Сию секунду. Я выкинула из холодильника все пиво и вино и готова к тебе присоединиться. Надеюсь, ты понимаешь, что я не шучу. Или тебе повторить по слогам?

— Не надо, — выдавливаю я покаянно, больше всего на свете желая оказаться за пределами комнаты. На самом деле я хочу оказаться за рулем машины, которая переедет того, кто ошивается под нашими окнами и орет.

— Послушай, Крис, — произносит Сэм и тянется к буклетам. — На вот, возьми прочитай.

Она выбирает маленькую брошюру голубого цвета, на обложке которой видны слова «Кто, я» и большой вопросительный знак. Затем открывает ее посредине и протягивает мне. Я беру и радуюсь, что какое-то время мне не придется ни обещать бросить пить, ни пытаться увильнуть от подобного обещания.

«Вы алкоголик?» — вопрошает брошюрка, и далее следуют двадцать вопросов, на каждый — два варианта ответа, «да» или «нет». Вопросы не слишком дотошные, мне не придется выворачивать душу наизнанку. Типа: «Чувствовали вы когда-нибудь угрызения совести после выпивки?» Конечно. А кто не чувствовал? Кто не просыпался утром, ощущая, что вчера вечером облажался по полной программе?.. Ой, оговорился. Вел себя слегка вызывающе.

«Вы пьете, чтобы укрепить уверенность в себе?» Ну да. Разве не в этом весь смысл? Разве люди не для этого выпивают? В конце концов, не зря же алкоголь называют смазкой для успешного общения.

«Бывали ли у вас провалы в памяти в результате употребления спиртного?» И опять я полон скептицизма: назовите хоть одного человека, у которого бы их не было.

Однако я держу эти мысли при себе и покорно сохраняю сосредоточенный вид, пока читаю буклет, хотя на самом деле мне хочется презрительно фыркнуть.

— Ты можешь ответить утвердительно почти на все вопросы, ведь так? — наконец произносит Сэм спустя некоторое время. Вполне достаточное, чтобы я понял, что могу ответить «да» по крайней мере на восемнадцать вопросов из двадцати. Вообще-то не такие уж и глупые вопросы.

— Не на все.

— Почти на все, я сказала.

Не знаю, какую выбрать тактику. Сыграть роль раненого солдата — прекратить сопротивление и сдаться на милость победителя? Или защищаться? В конечном итоге отбрасываю оба варианта, но чувствую, что меня загнали в угол. Мечтаю только об одном — чтобы «разговор по душам» поскорее закончился. Хочу, чтобы новая, решительная и настойчивая особа исчезла и вернулась прежняя ласковая, любящая и игривая Сэм. Невнятно бормочу что-то в ответ.

— И что же написано внизу? — настаивает она. Я уже прочитал, я знаю, что там написано.

— Если вы ответили утвердительно на три или больше вопросов, то тогда вы почти наверняка алкоголик, — отвечаю полным смирения голосом.

— Крис, это не наказание. — Ее взгляд смягчается, будто бы я сам признался, а не повторил слова из брошюрки. — Я не пытаюсь тебя в чем-либо ущемить. Просто чувствую, что тебе нужна помощь. И посмотри, — она достает другой буклет и протягивает мне, — здесь список собраний общества «Анонимных алкоголиков», которые проходят в нашем районе. Видишь, я одно отметила. Оно состоится завтра вечером на Холлоуэй-роуд. Ты можешь зайти туда после работы. Понимаешь, Крис, я вполне серьезно. Я тебе не тряпка и не из тех дур, которых показывают по телевизору в шоу Джерри Спрингера о неблагополучных семьях. Это последний шанс.

Знаю, тебе сейчас несладко — смерть отца и все такое, — тем важнее будет твой поступок.

Я соглашаюсь с тяжелым сердцем. Холлоуэй-роуд. Здорово. Там-то я и встречусь с настоящими алкоголиками, а что, нет? Если уж она решила потребовать, чтобы я присоединился к подобной группе, могла бы и подождать, пока мы не переедем в фешенебельный Челси.

Судорожно пытаюсь найти подходящий ответ, но ничего не могу придумать. И слава Богу, ведь что бы я ни сказал, это только продлит разговор, а меньше всего мне сейчас хочется вести душеспасительные беседы. Даже еще меньше, чем вступить в группу алкашей с Холлоуэй-роуд завтра вечером — а это вам не шутки!

— Ты обещаешь? — спрашивает жена, испытующе глядя на меня. — Обещаешь пойти?

— Да, Сэм, обещаю.

Два фотографа подрались на похоронах Феликса Картера, которые состоялись ровно через две недели после убийства, во вторник двадцатого ноября.

Конечно, эту стычку нельзя назвать полноценной дракой в стиле фильма «Бешеный бык». Скорее небольшая потасовка, совсем ерундовая. Один, рассердившись, толкнул другого — первому показалось, что второй занял его место в похоронной процессии. Толчок был совсем легонький, но, к несчастью, пришелся на верхний карман, где у второго лежал жестяной футлярчик от пленки, и потому оказался болезненным. В пылу ссоры фотограф номер два не сумел отличить результат от намерения и набросился на первого, ладонью сбив очки с его носа. Фотограф номер один всегда комплексовал из-за необходимости носить очки. Нарушив их равновесие, фотограф номер два тем самым разбередил глубокую душевную рану коллеги и спровоцировал взрыв агрессии, совершенно непропорциональный первоначальной обиде.