внушено.

Его в этом мундире возили на парад,

И стоял солдат не отступившей гвардии,

Уже не понимая, о чём все говорят,

Он – последний из погибшей 33-й армии.

К седьмому ноября праздничный набор

Два комсомольца ветерану принесли:

Бритву в красной упаковке «Душевный разговор»

И из-под Ржева горсточку земли.

И он себя приговорил «Душевным разговором»,

Без слёз и наставлений его огонь погас.

Он принял смерть без отступленья и позора

И ушёл, оставив всё на нас.

На коленях

Смотрите, упавший по грязи ползёт,

Он стёр уже ладони и колени,

Но никого на помощь не зовёт:

Он равнодушен к моральной гигиене.

Вам казалось, что он ползёт,

Ему просто надёжнее ближе к земле.

Он давно без страховки идёт,

Не изменяя самому себе.

Он не хочет смотреть далеко

И не хочет идти ногами.

Ему лучше, когда под носом дерьмо,

Которое кличут грехами.

На четвереньках головы не задерёшь,

Но себя легко возненавидеть.

И удовольствия с собой не наберёшь,

Но легко себя страданием пресытить.

Он первым дойдёт до края земли,

И это будет его эшафот.

Ведь это он шёл, а другие ползли,

Хотя и казалось наоборот.

Нам смерть всякого в затылок надышала,

А ей-то небылиц не наплетёшь,

И каждому найдётся место у причала,

То истина: что сеешь, то и жнёшь.

Откуда?

Просвещённый барин приехал из Европы,

Он имение своё от скуки навещает.

Его поклоном до земли приветствуют холопы,

И бледный управляющий на цирлах подбегает.

У него от страха и любви коленки подгибаются,

Хотя он барину успел список смастерить

Про девок, что уже мёдом наливаются

И сумеют «барщину» телом оплатить.

Если, вдруг, какая станет супротивиться,

Такую можно на конюшне во́жжами забить,

Но, а если поведёт себя, как нечестивица,

Её надо борзыми собаками травить.

Господское сословие пьёт и развлекается

И острословит на нерусских языках,

Перед иконами, прищурившись,

Кривляется и спорит о французских коньяках.

Все восславленные русские фамилии

Выползли из нор феодализма,

Сплетен и интриг придворной камарилии,

Из мистицизма и имперского цинизма.

И будет бунт, мольбы и ворожба,

Отрубленные головы и жертвенные капища.

Всё в себя вдохнёт русская судьба,

Но тут же выдохнет пожарища.

Пароход

Завтра без меня уходит пароход,

Он уплывёт, в рассвете растворяясь,

Прощально прогудит и, набирая ход,

Блеснёт своей кормой, с воздухом сливаясь.

Он уходит к дальним берегам

С теми, кто себя зовут гражданами мира,

Они могут присягнуть любым церквам

И из чего угодно сотворить себе кумира.

Пусть им будет сладко на чужой земле,

Они сами отказались этот Крест нести.

А потому меня и нет на корабле,

Что я готов весь Крестный путь пройти.

Пусть будет лошадь без уздечки и седла,

Пусть всё уже в надрыве и на взводе.

И если вдруг она занемогла,

Не покупайте место на этом пароходе.

На Брайтон-Бич форшмак и буженина,

Хорошая закуска и размах в питье.

Здесь можно уживаться в личине гражданина,

Но лишь в чужом поношенном белье.

Но коль она зовёт, когда ночами снится,

Возвращайтесь к нашим берегам.

Возможно, только на чужбине можно научиться

Любви к отеческим гробам.

Побеждать

Кому снится сабельный поход,

Тот найдёт с кем воевать.

А дорогу осилит идущий вперёд,

Чтобы что-то себе доказать.

Но только с вершин покорённых спускаются,

А с тех, что не взяли, – падают.

Бывает, сквозь зубы тебе улыбаются,

А автоматным затвором лязгают.

И он ушёл воевать, чтобы героем вернуться,

Хочется стать богатым и быть любимым,

За славой и деньгами прошвырнуться

И домой вернуться невредимым.

От снарядного воя слепнут глаза,

А в маленькой руке здоровая граната.

Пинками на смерть гонит война

От ужаса оглохшего солдата.

Кому-то нужен поводырь, а кому-то – кнут.

Бывает, что здоровых по пути бросают,

А кровью истекающих несут,

Когда свои позиции бросают.

А кто в атаку поднимается

С рвотной пеной на искусанных губах,

Те героями домой возвращаются,

Но только очень часто – в цинковых гробах.

Пока есть

Глухой любую песню глазами подпоёт,

А слепой картину сердцем ощутил.

Тот любое горе превзойдёт,

Кто себя духовно сохранил.

Не только в сказках остались те места,

Где только-только солнышко взошло,

Под ногами дышит пахота,

И с ребяческой ладошки сеется зерно.

Туда по весне возвращаются стерхи,

Они здесь живут уже тысячу лет.

И с той же ладони им сыплют орехи,

Исполняя старинный завет.

Ещё живы русские печи

И образа в свечении золотом.

Там ещё зажигают по праздникам свечи

И снимают шапку, когда заходят в дом.

Когда чужие беды как свои воспринимал,

А заботы о других тебя не тяготили,

И лжесвидетельством себя не замарал,

Значит, тебя точно в купели окрестили.

Всходит по полям кормилица-пшеница,

И журавли хлопочут у гнезда.

Нам, русским, пока есть на что молиться,

И пусть об этом помнят большие города.