Боль вернулась вместе со мной. Почему люди должны испытывать боль? Боль при рождении, боль, когда умираешь. Боль — вечный спутник человеческой жизни…

Там нет боли. Есть только спокойствие и радость, несравнимая с человеческой.

— Пожалуйста, не бросай меня больше, не уходи….

Я не уйду, честно. Антон? Почему он не слышит меня?

— У нас родился прекрасный мальчик, здоровенький, у него твои глаза… Ты нужна ему.

Да, мой сын. Ты будешь против, если я назову его Алексеем? Хотя нет, пусть это имя останется только в моем сердце…

Глава 3. Тени будущего

Будущее укрыто даже от тех, кто его делает.

Анатоль Франс

Мы смотрим в будущее через призму прожитых лет и собственных страхов. Смотрим в него как в зачарованное зеркало, надеясь разглядеть самое желанное, сокровенное. Кто-то видит только хорошее, ту сказку, что придумал себе в голове и прокручивает это изображение снова и снова, утопая в своих иллюзиях, которые лишь иногда и в очень малом количестве становятся реальностью, той, что человек смог сам для себя воссоздать. А кто-то видит лишь причудливые, уродливые тени и слышит предсмертный хрип надежды, бьющейся в агонии наступающей смерти. Но всё, что мы видим, чувствуем и слышим — иллюзия. И только от нас самих, от наших мыслей и поступков зависит какой сценарий напишет нам жизнь.

Прошло пять лет, с тех пор как я очнулась и увидела мертвенно- бледное лицо моего мужа. Я никогда не забуду этот день. Он отпечатался навечно в моей памяти яркой картинкой, динамичным изображением, которое поселится в моей душе, в самом укромном уголке. Мне принесли моего сына- Кирилла. Я не забуду тот страх и ту безмерную любовь, которую я увидела на лице Антона. Это был именно тот редкий момент, когда он не скрывается за своей маской, когда он настоящий.

— Спасибо, что вернулась, — слова полные благодарности, нежности, и чего-то такого, что вряд ли в полной мере подходит под определение слова «любовь». Я видела, как он смотрит на нас, когда я первый раз начала кормить сына. Он боготворил меня. Меня и Кирилла.

Видимо судьба решила дать мне передышку, короткую, как я потом поняла, но такую необходимую в тот момент.

Я не узнавала Антона. Он стал очень заботливым, Кирилл был достаточно спокойным ребенком, но в те единичные бессонные ночи, Антон подходил к сыну и всю ночь на пролет качал его на руках, мурлыча под нос какую-то колыбельную. А утром, без единого раздражительного взгляда уезжал в свое агентство. Первые три года после рождения сына я чувствовала будто попала в сказку. Я боялась, что она закончится, но так хотелось поверить в нее до конца. Антон баловал сына и меня, и я почти поверила, что так будет всегда. Когда сыну исполнилось три года моя сказка медленно, но верно пошла на убыль. Антон тщательно скрывал свою деятельность, дабы не расстраивать меня. Он вообще меня не расстраивал. Так, что все шло очень замечательно. Для меня. Для Кирилла. Но не для Антона. Я знала о роде его деятельности, меня на время успокоило то, что он открыл сыскное агентство, я даже начала наивно предполагать, что с криминалом он завязал. И теперь спустя пять лет, я убедилась, что, ввязавшись один раз невозможно выбраться оттуда. По крайне мере, живым.

В последнее время к нам домой приходили так называемые «друзья детства». Я старалась убирать Кирилла с глаз долой, при таких встречах, отправляя его к бабушке. Меня бросало в дрожь от их лиц и наглых по-хозяйски взглядов. Антон будто вовсе не замечал их наглость в общении. В последнее время таких встреч стало слишком много.

В очередной раз они несколько часов беседовали о чем-то на кухне. Я нервничала, гнала от себя догадку о том, что всё вернулось на круги своя и мой муж опять по уши в дерьме. Может быть и не вылезал оттуда. И только я все эти три года рисовала себе картинку о благополучной семье. А на самом деле….на самом деле никогда ничего не проходит бесследно и волк, одевший на время овечью шкуру, всё равно остаётся хищником. Поэтому возврат в привычную для него среду — это только вопрос времени. Но я не могла молчать, не могла принимать это, не теперь, когда стала матерью, не теперь, когда Антон показал мне что может быть иначе. Когда они ушли, я устроила ему допрос.

— Когда это кончиться?

Антон посмотрел на меня, и его брови изумленно поползли вверх.

— Что именно? Эти люди приходили по делам агентства.

— И три дня назад тоже? «Люди из агентства», — передразнила я его, — Ты их рожи видел?

— Ты у нас теперь физиономист? — раздраженно бросил он, — Ко мне в агентство обращаются не сплошь ангелы, прошу заметить!

— Хватит из меня законченную дуру делать! — в ярости воскликнула я.

Антон посмотрел на меня как-то по-особому и, вздохнув, произнес:

— Ты прекрасно знаешь, с кем живешь. Я, кажется, никогда от тебя этого не скрывал.

— Я боюсь за Кирилла, пойми.

Он тяжело вздохнул.

— Вот поэтому это никогда не закончиться.

Что он хотел этим сказать? Кириллу что-то угрожает? У меня внутри все похолодело.

— Антон…

— Разговор на эту тему закончен, — он разговаривал со мной как с маленькой. Даже хуже, детям хоть что-то объясняют.

— Я имею право знать! — я гордо вздернула подбородок.

— Возможно, тебе некоторое время придется пожить у родителей, тебе и Кириллу, — задумчиво произнес он.

Вот этого я совсем не ожидала услышать. Неужели все так серьезно?

— Нам что-то угрожает? — еле слышно спросила я.

— Нет, — вздохнул он, — Это просто меры предосторожности.

Все время пока я собирала вещи Кирилла и свои, я материлась как заправский сапожник. Ну, неужели надо все так усугублять! Почему нельзя пожить спокойно, без приключений, без надрыва в сердце. Завязать, в конце концов, со всем этим дерьмом!

Я тяжко вздохнула, конечно, я понимала, что это на словах все так просто завязать…

Когда Антон положил наши вещи в багажник джипа, я поняла насколько все серьезно — мы никогда не ездили на этой машине, бронированной так, что даже обычная граната его не возьмет. А когда в джип втиснулись еще пара ребят из личной охраны моего мужа, то у меня возникло просто непреодолимое желание запаниковать.

Антон подошел, поцеловал сына, и, пристально глядя на меня сказал:

— Это ненадолго, я обещаю.

От испуга я не смогла даже попрощаться.

Через полтора часа я