— Я слушала ее. Правда, слушала. У меня миллион воспоминаний, которыми я могла бы с ней поделиться. Я ведь пыталась рассказывать ей…

Бренту так хотелось обнять ее. Ему было больно за них обеих.

— Она хотела оградить тебя от страданий, Грейс, — произнес он мягко.

Грейс почувствовала, что по щеке покатилась еще одна слеза.

— Таш — ребенок. Она не должна чувствовать себя ответственной за мои… — Грейс сделала глубокий вдох, потому что громкий всхлип отчаянно рвался на волю из ее груди, а лицо грозило в любую секунду скривиться в гримасе рыдания. — Она не должна беспокоиться обо мне. Это не ее… забота.

— О, Грейси, — прошептал он, утирая ее слезу большим пальцем.

И это была последняя капля. Она вся съежилась. Он притянул ее ближе и обнял за плечи, прижимая к себе и поглаживая пальцами предплечье.

Грейс уткнулась лицом в его крепкое теплое плечо, не в силах остановить рыдания, которые тяжелыми волнами вырывались из ее груди. Они вскрыли нарывавшую рану горя, обнажив острые края, и поглотили ее в своей свирепой пучине.

Потом Грейс устыдится нервного срыва. Она захочет повернуть время назад и вырезать всю эту жуткую сцену. Но сейчас его надежное плечо было для нее маяком, ее корабль плыл на свет Брента, затерянный в бушующем море. И это даже не было странным. После двадцати лет разлуки найти утешение в объятиях Брента все еще казалось ей чем-то естественным.

Грейс не плакала так с того самого дня, когда Маршалл, чернее тучи, приехал к ней на работу в Брисбен, — родня не хотела сообщать ей страшную новость по телефону.

Она не рыдала даже на похоронах. Потому что внезапно на ее попечении оказались двое детей, которые растерянно смотрели на нее и ждали помощи и утешения. Кто-то должен был сказать им, что все образуется. Ради них она должна была стать сильной.

Конечно, потом она плакала, но не так, как сейчас. Бездонный колодец горя, который, казалось, никогда не опустеет.

Брент не выпускал ее из объятий. Грейс свернулась рядом с ним клубком, уронив голову ему на грудь, обняв его за шею. Он нежно гладил ее по руке и по спине медленными, плавными движениями; его футболка впитывала ее слезы, а его тело впитывало в себя ее неистовые рыдания. Она содрогалась с каждым всхлипом, словно выдавливая из себя страдания, а Брент прижимал ее крепче.

— П-прости м-меня, — бормотала Грейс в перерывах между рыданиями.

— Ш-ш-ш, все нормально, — шептал он, уткнувшись подбородком в ее волосы. — Джули умерла. Ты имеешь право выплакаться.

Грейс отрицательно покачала головой:

— Но я же с-сильная.

Брент сжал ее плечо:

— Я знаю, ты очень сильная.

Хватило же ей силы бросить его.

— Но со мной не обязательно быть сильной. Поплачь, тебе станет легче.

Грейс кивнула, и ее захлестнула новая волна эмоций — снова полились слезы, которые было не остановить. Грейс ухватилась за его футболку и последовала его совету.

Позволила себе выплакаться вволю.

Прошло какое-то время. Грейс не знала, сколько именно. Двадцать? Тридцать минут? Постепенно ее рыдания превратились в отдельные всхлипы, слезы высохли. Она начала приходить в себя. Ощутила щекой его твердую грудь и влажную ткань футболки, услышала ровное биение сердца, осознала, что его пальцы гладят ее по спине.

Почувствовала одурманивающий мужской запах.

Вдруг поняла, что глубоко вдыхает его, пытаясь наполнить им легкие до предела, смакует его. Она еще, сильнее вцепилась в футболку Брента, потому что от этого запаха у нее слегка закружилась голова.

— Тебе лучше? — его голос донесся до ее слуха.

Она пошевелилась, чувствуя себя абсолютно разбитой. Измотанной. Выжатой как лимон. Она хотела уснуть и не просыпаться целую неделю.

Но да, ей было лучше.

— Да. Спасибо.

Она выпрямилась. Высвободилась из объятий Брента, оперлась о стену рядом. Поправила очки. Их руки соприкасались. Они сидели совсем близко друг к другу.

Грейс посмотрела на него:

— Прости за…

— Не надо. — Возможно, он произнес это резче, чем хотел, — судя по выражению ее лица, — но он просто не мог больше слышать ее извинений. Он посмотрел на нее и приложил руку к ее губам. — Тебе не за что извиняться.

Грейс моргнула, похожая на совенка в своих очках, а он ощутил на своих пальцах блеск для губ и почувствовал его сладкий аромат. И вдруг воспоминание о том, как он целовал ее губы, покрытые этим самым блеском, накрыло его с головой.

Однажды ночью они прокрались в этот домик, повалились на спальный мешок и любили друг друга. Он закрывал ей рот поцелуями, когда она кричала от удовольствия, чтобы ее голос не разбудил соседей. А главное, ее родителей.

Их глаза встретились.

Он медленно убрал руку.

Грейс задержала дыхание. Думает ли он сейчас о том же, о чем она? О той ночи…

Его рука обнимала ее, их бедра соприкасались, так что она чувствовала тепло тела, его губы были совсем близко. Она сглотнула.

Им нельзя этого делать.

— Брент…

От звука ее голоса с легкой хрипотцой, от того, как она произнесла его имя, у Брента в животе словно взорвалась бомба. Он пытался побороть непреодолимое желание прижать Грейс к себе.

Ее губы сияли в темноте, словно маяк.

— Это тот самый блеск, которым ты пользовалась раньше?

Ей стало трудно дышать.

— Брент…

— В названии точно было слово «мед». Я пытаюсь вспомнить его со дня собеседования.

— «Медовый десерт», — прошептала она.

Брент кивнул. «Медовый десерт». Точно.

— А на вкус он тоже не изменился?

Грейс ощутила сильную дрожь в низу живота.

— Брент, я…

Он не дал ей шанса возразить, поскольку был не в силах бороться с желанием вновь ощутить вкус ее блеска для губ — ее вкус.

Оно оказалось сильнее любых аргументов.

Все, что случилось когда-то, осталось в прошлом, а сейчас Грейс была здесь, так близко.

Милая родная Грейси.

Брент коснулся ее лица, обхватил ладонью щеку и приблизил лицо к ее губам. «Медовый десерт» дразнил вкусовые рецепторы, и он коснулся его языком, словно это был эликсир жизни.

Грейс попыталась сопротивляться, но через секунду уже не могла оторваться от его губ. Слегка повернувшись, она обвила руками его шею. Ее капитуляция была мгновенной. Она открылась ему навстречу, наклонила голову, прижалась к нему сильнее.

Как приятно было снова оказаться в его объятиях, раствориться в его поцелуях. Какое знакомое чувство. Оно пенилось в ее венах и загоралось искрами в нервных окончаниях. Многое в жизни казалось ей сейчас чужим, но только не это.