к тем временам следует отнести снижение ренты, упадок земледелия, бедственное положение народа и его презрение к правителям. Не думали ни о чем другом, кроме как о том, как достать деньги любыми способами. Это и только это стало главной целью всех чиновников.

Именно в таком ослабленном состоянии империи возникла новая разновидность людей, которые, не являясь образцами благочестия и добродетели, растрачивали жизни и имущество бедняков с такой наглостью, что другие люди, наблюдая за их поведением, становились все смелее и смелее и совершали самые ужасные и отвратительные поступки без страха и угрызений совести. От этих людей произошла целая бесконечность злодеев, которые изводят индийский мир и уродуют лица его несчастных обитателей...

Зло достигло таких масштабов, что его невозможно исправить. Вследствие такого убогого управления все районы Индии пришли в упадок. Так что, сравнивая нынешние времена с прошлыми, можно подумать, что этот мир погрузился во тьму.

Но то, что казалось концом эпохи в Дели, выглядело совсем иначе в других частях Индии, где столетие имперской централизации уступило место возрождению региональной самобытности и регионального управления. Упадок и разруха в центральных районах Индостана после 1707 года сопровождались ростом и относительным процветанием на окраинах Моголов. Пуна и холмы Маратха, омытые награбленным добром и переполненные налоговыми поступлениями, вступили в свой золотой век. Афганцы рохилла , сикхи Пенджаба и джаты Дига и Бхаратпура - все они начали вырезать независимые государства из трупов империи Великих Моголов и брать на себя мантию царствования и управления.

Для Джайпура, Джодхпура , Удайпура и других раджпутских дворов это также была эпоха расширения прав и возрождения, когда они вернули свою независимость и, освободившись от налогового бремени, присущего подчинению Моголам, начали использовать свои свободные доходы для строительства новых роскошных дворцов к своим великолепным крепостям. В Авадхе дворцы в стиле барокко в Файзабаде стали соперничать с дворцами, построенными низамами в Хайдарабаде на юге. Все эти города стали центрами литературного, художественного и культурного покровительства, превратившись в места удивительного культурного расцвета.

Тем временем Бенарес превратился в крупный финансовый и торговый центр, а также в уникальный центр религии, образования и паломничества. В Бенгалии Надия была центром изучения санскрита и изысканным центром региональной архитектуры и музыки хиндустани al excellence.

Чуть позже, на юге, в Танджоре, карнатическая музыка начнет получать просвещенное покровительство со стороны двора маратхов, захвативших контроль над этим древним центром тамильской культуры. На другом конце субконтинента, в Пенджабе, в предгорьях Гималаев, начался период поразительного творчества: маленькие отдаленные горные королевства внезапно расцвели художниками, многие из которых получили столичное образование в ныне исчезнувших ателье Великих Моголов, причем каждая семья художников соперничала и вдохновляла друг друга, что можно сравнить с соперничеством городов-государств Италии эпохи Возрождения. В этом сценарии Гюлер и Ясрота выступали в роли Сан-Джиминьяно и Урбино, небольших, но богатых городов на холмах, которыми управлял двор с необычным интересом к искусству, покровительствуя и давая приют небольшой группе совершенно исключительных художников.

Однако две державы, которые в наибольшей степени использовали возможности, открывшиеся в результате погружения могольских земель в анархию, вовсе не были индийскими. В Пондишери и Мадрасе две конкурирующие европейские торговые компании, предупрежденные о слабости Моголов и о том, что власть в Индии теперь де просто разделена и раздроблена, начали набирать свои собственные частные силы безопасности, обучать и давать щедрое жалование набранным на месте пехотинцам.

Как позже отмечал автор EIC Уильям Болтс, вид того, как горстка персов с такой легкостью взяла Дели, подстегнул мечты европейцев о завоеваниях и империи в

Индии. Надер-шах показал путь.

 

В молодом французском поселении Пондишери, расположенном на теплом песчаном Коромандельском побережье к югу от Мадраса, за новостями о вторжении Надер-шаха внимательно следил амбициозный и ослепительно способный новый генеральный директор Compagnie des Indes Жозеф-Франсуа Дюплеи. 5 января 1739 года, еще до того, как Надер-шах достиг Карнала, Дюплеи написал: "Мы находимся накануне великой революции в этой империи".

Слабость могольского правительства дает все основания полагать, что Надер очень скоро станет хозяином этой империи. Эта революция, если она произойдет, может вызвать лишь грандиозный переполох в торговле. Однако это может быть выгодно только европейцам.

Дюплеи прибыл в Индию молодым человеком и поднимался по карьерной лестнице, пока его работодатель, французская Compagnie des Indes, медленно росла и процветала. Французы сравнительно поздно осознали возможности, заложенные в торговле с Индией. Только в 1664 году они создали конкурента EIC; восемь лет спустя они основали Пондишери, успешно подкупив маратхов, чтобы те оставили его в покое во время своих периодических набегов в Карнатику.

В своем первом воплощении Compagnie потеряла значительные суммы денег, и в 1719 году ее пришлось заново основать блестящему финансисту из Шотландии Джона Лоу де Лористона, который бежал из Лондона во Францию после дуэли и стал советником регента Орлеана. Лоу объединил две небольшие обанкротившиеся компании Французской Индии и собрал достаточно денег, чтобы сделать их действующим предприятием. Но Compagnie des Inde s оставалась постоянно недофинансированной. В отличие от EIC, которая принадлежала акционерам, Французская компания с самого начала была частично королевским концерном, управляемым аристократами, которые, как и их король, как правило, больше интересовались политикой, чем торговлей; Дюплеи был относительно необычен тем, что интересовался и тем, и другим.

В 1742 году, в возрасте около пятидесяти лет, Дюплеи переехал на юг из Чандернагара, французской базы в Бенгалии, чтобы занять пост губернатора Пондишери и генерального директора Compagnie в Индии. Одним из первых своих действий он попросил де Вольтона, своего представителя при дворе Великих Моголов, обратиться к императору с просьбой сделать его навабом с рангом в 5000 лошадей и дать французам в Пондишери право чеканить монеты. Когда оба желания были мгновенно исполнены, Дюплеи начал понимать, насколько ослабла власть Великих Моголов после вторжения Надер-шаха.

Он немедленно приступил к реализации планов по увеличению военного потенциала компартии и впервые взял на себя инициативу по обучению набранных на месте тамильских, малайских и телугуязычных воинов современной европейской пехотной тактике. К 1746 году были сформированы два полка "кипаев" (sepoys), которые были обучены, обмундированы, вооружены и получали жалование на французский манер. Своим военным командиром Дюплеи назначил талантливого Шарля-Жозефа Патисье, маркиза де Бюсси, который только что переехал с Иль-де-Бурбон - современного Маврикия - в Пондишери в качестве военного прапорщика французской компартии. Вместе они предпримут первые шаги по вовлечению европейских торговых компаний в региональную постмогольскую политику.

К моменту прибытия Дюплеи в Пондишери он уже сколотил себе меркантильное состояние и был