– Эффект сверхпроводимости должен проявиться при температуре жидкого азота. Есть парочка идей… Ну… Хочется их реализовать.

– Миша, давайте договоримся так, – резво заговорил академик. – В июле мы встретимся и всё подробно обговорим. В любом случае я готов принять вас в нашу ФМШИ… ну, скажем, в ноябре. Или раньше, или позже – как управитесь. И последнее. У меня есть самое серьёзное намерение отослать подборку ваших статей в «Джорнал оф зэ Эй-Си-Эм»[19]. Вы не против?

– Нисколько, Андрей Николаевич! – ответил я, холодея. – Спасибо.

– Не за что! – сказал со смешком Колмогоров. – Ну до свидания!

– До свидания!

Под аккомпанемент коротких гудков я положил трубку. Родители отмерли – и задышали. Мама смотрела на меня с ласковой улыбкой, а глаза у неё блестели обильной влагой. Папа впал в задумчивость, поглядывая на меня с удивлением и лёгкой, едва скрытой досадой.

– Помнишь, как Фагот с Бегемотом восторгались на балу у Воланда? – медленно, словно борясь с собой, выговорил он.

– Я в восхищении! – воскликнула мама и бросилась меня обнимать, прыгая и пища как девчонка: – И-и-и!

Отец захохотал, сбрасывая напряжение, и принялся меня мутузить. Тут распахнулась дверь, и на пороге замерла испуганная Настя.

– Не бойся! – хихикнула мама. – Это мы так радуемся!

Сестрёнка неуверенно улыбнулась.

– Да правда! – хохотнул папа. – Мишке большой академик звонил! Главный по математике!

Тут Настя тоже возрадовалась, захлопала в ладоши – и вся моя родня повела вокруг меня хоровод, едва вписываясь в тесную прихожку.

– Да ну вас… – пробормотал я растроганно. – Пошли лучше есть, а то остынет…

Четверг, 24 апреля 1975 года, вечер

Москва, Старая площадь

В громадном здании ЦК даже по ночам частенько горел свет в окнах – партийный «штаб» почти не спал. Слишком много дел и забот волок на себе Центральный Комитет, чтобы его функционеры гасили электричество в шесть вечера, со спокойной душой уходя до дому.

Отпустив своих гавриков и гавриц, Константин Устинович с облегчением снял пиджак и натянул вязаную безрукавку – всё, можно выходить из официального образа.

Кашлянув, он хмыкнул, увидав себя в зеркале шкафа – волосы не седые даже, а белые, как вата; крупные черты широкого лица, чуть косоватый разрез глаз – чувствуется толика крови сибирских аборигенов.

– Ну что, Костян? – подмигнул Черненко своему отражению. – Пошпионим маненько?

Шагая вразвалочку, он выбрался в полутёмный коридор, остановившись перед стальной дверью со скромной табличкой «Служебное помещение». Отперев оба замка, заведующий отделом попал в тесный тамбур, где пахло краской. Вторая дверь открывалась более затейливо, походя на сейф.

Покрутив чёрные эбонитовые рукоятки, Черненко добился того, что в окошечках, светясь красным накалом, вспыхнули цифры, складываясь в сегодняшний код. Коротко щёлкнула сувальда, словно звериная пасть лязкнула зубами, и Константин Устинович оказался в «караулке», как он про себя называл пультовую внутренней службы ЦК.

Окон в этой небольшой комнате не имелось, лишь на потолке чуть слышно гудели трубки дневного света да тихонько шелестел вентилятор, вытягивая спёртый воздух. Внушительные бобины, упакованные в плоские коробки с наклейками, и картонные ящички с новомодными кассетами лежали на полках стеллажа, а у другой стены громоздился здоровенный «электростол» – толстая вязка проводов хвостом уходила от массивной правой тумбы к разводкам на стене.

В «караулке» витал душный запах пыли и табачного дыма, пованивало горячей пластмассой, а иногда ноздри вбирали тончайший аромат кофе. Из буфета, что ли, натянуло?

Кряхтя, Черненко уселся за «электростол», небрежно сдвигая на край потрёпанный журнал дежурств. Прямо перед ним, занимая половину обширной столешницы, пластался пульт, усеянный кнопками, рычажками и глазками индикаторов.

Константин Устинович редко включал прослушку, а кабинеты Брежнева или Суслова вообще старался не трогать. Однако время расшаркиваться минуло.

Всю неделю он задерживался на работе, трудолюбиво записывая разговоры Леонида Ильича, вот только ничего крамольного так и не выведал. Не вовремя подключался!

Между тем «заговорщики» успели и Громыко к себе подтянуть… И опять он не поспел! А со вчерашнего дня квинтет умело шифруется, словно дружная компания нелегалов, предпочитая встречаться на дачах или на охоте. Такое впечатление, что их предупредили… Неужто кто из отдела?

Черненко нахмурился и покачал головой. Да нет, его гаврики не такие…

Но сегодня может крупно повезти – Лёня зазвал Суслова в свой кремлёвский кабинет, наивно полагая, что уж «объект «Высота»[20] точно недоступен для микрофонов. Ага…

Ёрзая в скрипучем кресле, Константин Устинович довольно хмыкнул. Зря его, что ли, премировали за пневмопочту «ЦК – Кремль»? Молодец, дескать, теперь документы – фьюить! – и на столе, никаких нарочных не надо!

Ну а о том, что в сетку хитроумной сигнализации, окрутившей пневмотрубу, вплёлся ещё один ма-аленький проводочек, Черненко скромно умолчал, потому как моветон…

Покачивая головой, словно укоряя первых лиц за простодушие, он надел наушники, обжимая седую шевелюру, и содрал плёнку с новенькой импортной кассеты. Магнитофон мягко заглотил её.

– Родина слышит, родина знает… – пробормотал Константин Устинович. Со вздохом он откинулся в кресле, бросив взгляд на часы. Ещё минут пять…

Долгое время тишину в наушниках нарушало лишь покашливание Генерального да шелест бумаг. Но вот негромко щёлкнула дверь, и послышался глуховатый голос Дебилова:[21]

– Леонид Ильич, к вам товарищи Суслов, Гречко, Огарков и Устинов.

Черненко подобрался.

– Секундочку, Коля… – Через наушники передался слабый шлепок – захлопнулась папка. – Пусть заходят!

Шарканье, стуки и грюки, говор… Завотделом напряг слух, вычленяя отдельные голоса. Опять шум – приглашённые выдвигают стулья, рассаживаются…

– Товарищи! – раздался бодрый, на удивление ясный голос Брежнева. – Мы собрали вас по очень важному поводу. Ну люди вы все военные, поэтому сразу перейду к делу… – Сдвинув кресло, Генеральный медленно, раздельно проговорил: – Мы вышли на источник чрезвычайно ценной информации. Это весьма нерядовой, скажем так, человек… э-э… с кодовым псевдонимом «Ностромо». Или это группа, есть и такая версия… Главное, что он… или они передают товарищу Андропову сведения о будущих событиях…