– Никогда не задумывался о карьере фидера? [28]

– А кто это?

Что ж, если он не получил сексуальное образование в школе, мой долг – восполнить эти пробелы.

– Ну, это такой папочка, который все кормит и кормит партнершу, пока она не разбухнет. Он пичкает ее печеньками, мороженым, вторыми завтраками, полдниками, полночными перекусами, в общем, под конец одежда на ней буквально трещит по швам, и они оба от этого в диком восторге.

Его глаза становятся размером с блюдца, узрев открывшиеся перед ним сладострастные перспективы.

– Ее можно раскормить, как захочется?

Я на секундочку представляю себе женщину, которая выпрямляется во весь рост, рвет на себе платье и обрушивает исполинскую ногу на собор Святого Петра.

– Настолько, насколько позволит Господь, – киваю я.

Он бросает на меня заинтригованный взгляд, уступающий лишь тому, который однажды бросил на меня поэт-сюрреалист после того, как я сказала ему, что некоторые мужчины жаждут подсматривать за тем, как их жены занимаются сексом с брутальными дальнобойщиками.

– Видишь ли, мне нужно знать такие вещи, – говорит он с оживлением человека, узнавшего информацию, крайне полезную для будущих свершений. – Я вот только недавно узнал, что такое фурри. Мне рассказал друг, и я был очень удивлен.

Меня так и накрывает от удовольствия, когда я представляю себе эту встречу: двое высоких молодых людей во имя науки о слове Божьем обсуждают тех, кто любит одеваться как плюшевые животные и почесывать друг другу пузико на фурри-фестивалях.

– Чего ради тебе понадобилось интересоваться, что такое фурри?

– Потому что люди будут каяться мне в таких вещах. Кто-то придет и скажет «Я – фурри», а я и понятия не буду иметь, о чем он говорит.

Мне почти хочется снова обратиться в веру – хотя бы ради того, чтобы прийти на исповедь и, когда меня спросят, в чем я хочу покаяться, приложить к решетке между мной и священником свою большую пушистую лапу.

Так или иначе, семинарист прознал о милфах, и теперь эта концепция преследует его в кошмарах, в которых орды милф бродят по равнинам свиданий, брызгают грудным молоком и жаждут всякими уловками завлечь в свои сети юных и неопытных мальчиков, чтобы затрахать их до смерти.

– А милфы пользуются популярностью в светской культуре юношей в возрасте от двадцати и более лет? – интересуется у меня он.

– Да, – со всей серьезностью отвечаю я, жестами сигнализируя Джейсону через всю комнату, чтобы он записал эту цитату слово в слово. – Большой, очень большой популярностью. Больше просто некуда.

Его глаза снова превращаются в блюдца, и он скрещивает ноги, словно хочет защитить свой Святой Грааль от одних лишь мыслей о милфах. Я раздумываю над тем, какую бы еще миленькую ложь ему скормить.

В Британии их называют «Нямко-мамками», и в силу гендерного дисбаланса, случившегося после Второй мировой, на каждого мужчину приходится по две Нямко-Мамки.

Невозможно сказать наверняка, является ли ваша мать милфой, но если она любит играть в бинго – то ответ, скорее всего, «да».

В Италии виноград для вина выжимают исключительно милфы, так что в тот момент, когда вы пьете вино – ваши губы орошает милфья похоть.

В полнолуние милфы лактируют особенно мощным молоком, вызывающим мгновенное привыкание у любого мужчины, уст которого оно коснется.

Он прерывает мои размышления и развивает тему.

– А в чем разница между «милфой» и «хищницей»?

– Хищницы, они… похотливее, – говорю я, быстро соображая. – Милфы вообще не обязательно похотливы, они просто выглядят, как «Мамка-Которую-Хочется-Трахнуть», а вот хищница всегда возбуждена и рыщет в поисках жертвы.

– Сплошной бардак, – вздыхает семинарист. Он вообще любит бросаться этим словечком налево и направо, а мохнатая самка, выходящая на охоту за нежными мальчиками – это вообще бардак в высшей степени. – Надеюсь, я никогда ее не встречу.

Я наклоняюсь очень близко к его лицу и строю самые кошачьи глазки, на какие только способна.

– Слишком поздно, дружок. Ты уже встретил.

Мое желание пропустить его через тест на гомосексуальность так ощутимо, что его можно ножом резать. По словам отца, они проводят эти тесты с чернильными пятнами для всех будущих священников, чтобы узнать, не одержимы ли те сладким бесом влечения к своему полу. Называется этот тест «А сиськи или яйца?», но для краткости да забавы ради они называют его «АСИСЯЙ». Не уверена, сами ли эти чернильные пятна являются гейскими – например, в них таятся мужские яички, расцветают калейдоскопом мужские попы, читаются слова «Я ГЕЙ!» или летают знаменитые бабочки Роршаха, но с висящим бубенцами – или они просто ждут, что респонденты сами разглядят в них что-нибудь эдакое. В любом случае, тест не назовешь ни научным, ни просто здравым, но мой отец всегда возлагает на него большие надежды.

– Это очень надежный тест, – говорит папа с самодовольным видом человека, который точно знает, что сдал бы его на отлично. Если бы он проходил этот тест, он бы увидел сплошь Бэтмобили, но «эти ребята» точно разглядели бы там обнаженного Робина. Его убеждения касательно гомосексуальности в целом совпадают с общецерковными, но с небольшими личными ответвлениями. Например, в начале этой недели он сообщил, что Элтон Джон стал геем, «потому что его воспитывало слишком много тетушек».

Когда семинарист проходил этот тест, он увидел кроликов.

– Ты видел… кроликов? – спрашиваю я.

– Кролики – это норма, – авторитетно заявляет он. – Это хороший признак. А вот чего стоит опасаться – так это увидеть на картинке полуживотное-получеловека, вот это уже тревожный звонок.

Старые добрые кролики говорят о том, что вы любите Пасху, но горе вам, если вы увидели кролика с сочной задницей.

Важное примечание: надеюсь, вы понимаете, с каким крахом я бы завалила этот тест, если бы все же решилась его пройти? Я бы получила что-нибудь гораздо хуже, чем просто «кол». Но отец не дает мне даже одним глазком взглянуть на тест. Видимо, боится того, что он может показать. Он знает, есть только одна причина, по которой я не привела домой девушку по имени Сапог с огромными тоннелями в ушах, и что это лишь тот сомнительный факт, что я в двадцать один год выскочила замуж за человека, которого повстречала в киберпространстве.

– Мы не знаем, подходит ли этот тест для женщин, – взвешено говорят они, когда я поднимаю эту тему посреди беззаботной семейной болтовни за обеденным столом. – Дело в том, что… мы еще не изучили вопрос с этой стороны.

– Вообще-то, – вздыхает семинарист, – никто толком не знает, как устроены лесбиянки.

– Да тут все просто, – говорю я, – одна нога здесь, другая там, ну и не забывать периодически расчесывать друг другу волосы и не ходить в церковь.