– Кличка по воровской окраске?

– Скорее по внешности. Он на смычок похож. Частично, я думаю, из-за фамилии. Зовут его Смурной Семен Иванович, девяностого года рождения, местный, зеленодольский. Отсидел трешку за разбой. С вашего разрешения, Лев Иванович, я отдал распоряжение взять всех троих под плотное наблюдение силами своего оперсостава.

– Почему бы сразу не включить наружку? – удивился Гуров, потом кивнул. – Хорошо, тут важнее быстрота принятия решений. Пока наши коллеги из оперативного отдела сообщат да информация попадет к вам, пройдут часы. А решение придется принимать мгновенно. Одобряю. Немедленно докладывать мне обо всех изменениях!..

Когда Коюшев ушел, Гуров с интересом посмотрел на курсанта. Он подумал, что парень перестал зазнаваться. Увлекся работой?

– Ну и как развивается ситуация, стажер? – спросил Гуров.

– Кажется, мы нащупали что-то новое, Лев Иванович, – сосредоточенно покусывая губы, ответил курсант. – Немного страшновато ощущать ситуацию в определенном контексте. Получается, что у нас, где ни копни, везде наткнешься на страшное преступление. С другой стороны, я понимаю, что мы плясали от конкретного несчастного случая, не верили с самого начала, что это просто обычное ДТП. А дальше мы шли по ниточке, исходя из формулы преступления, о которой я вам говорил. Хотя ваша теория тоже эффективна.

– Спасибо, дорогой! – заявил Гуров. – А то я уж не знал, как мне дальше и жить-то. Ладно, что у тебя по несчастным случаям?

Коренной откашлялся, как перед выступлением на семинаре, разложил на столе листы бумаги с какими-то схемами и пометками, жирно обведенными цветными карандашами, и стал говорить. Он перечислил двадцать с лишним несчастных случаев, произошедших в пределах северной части ближнего Подмосковья.

Гуров сразу мысленно отмел почти половину из них. Они не заслуживали внимания. Чересчур все очевидно, слишком незначительна личность, чтобы кто-то затрачивал такие силы на ее устранение. Бывает, конечно, что преступники убирают случайных свидетелей своих действий, но не на каждом же шагу.

Курсант заметно горячился, старался убедить своего шефа самыми различными доводами.

Сыщику пришлось пододвигать схему к себе и разносить в пух и прах всю его систему.

– Олег, ну что такое необыкновенное ты углядел в том, что человек погиб от удара током в собственном гараже? Там люди испокон веков помирали, отравившись выхлопными газами, сгорали от искры, попавшей на промасленную ветошь или на канистру с бензином. А что примечательного в том, что человек утонул в реке во время пьяной попойки?

– Он был трезвый, – пробурчал Коренной.

– И что? Ногу свело судорогой, голову напекло. Тонут не только пьяные. Это ты перестарался, переусердствовал, доказывая мне свою теорию. Работай дальше, стажер, но подходи к делу серьезнее.

Остаток дня Гуров занимался тем, что провел нечто вроде семинара для молодых оперативных работников. Он в доступной форме изложил современные требования к ведению документации, дал несколько советов по оперативной работе. Сыщик не просто хотел себя занять чем-то. Он делал это потому, что желал помочь коллегам добрым советом, знал, что у начальства обычно руки не доходят до нормального обучения подчиненных.

Ведь далеко не все приходят в уголовный розыск после окончания полицейских вузов. Многих приводит сюда интерес и веление сердца, как любил говорить генерал Орлов. За плечами у них колледжи, университеты, технические вузы. Ребята современные, грамотные, но специальных знаний им катастрофически не хватает. А простого изучения нормативных документов и приказов по службе не всегда достаточно.

Коюшев позвонил в восемь вечера. Гуров сразу понял, что у него есть очень важные сведения. Иначе майор связался бы с ним позже и ограничился бы тем, что доложил бы ему о результатах работы за сутки.

– Лев Иванович, есть зацепка. – Голос майора звучал без какого-то энтузиазма.

Сказывался его опыт, понимание, что любая важная новость – это новый виток тяжелой напряженной работы.

– Да, слушаю.

– В травмпункт при поликлинике в день гибели Габитяна обращался Калачев.

– Да? И что у него за проблемы?

– Вот это и интересно, Лев Иванович. Я отправлял ребят по травмпунктам побеседовать с врачами, выявить интересные и необычные случаи. Откровенные огнестрелы и ножевые ранения лекари и так отслеживают и нам сообщают. Так вот, врач вспомнил про этот случай. Понимаете, Калачев не смог объяснить толком, как именно он получил травму, а врач так до конца и не понял. Короче, Калачев ему запомнился, ну а для нас такое совпадение не случайно. Я так думаю.

– С врачом сейчас можно поговорить?

– Я для этого и звоню, Лев Иванович. Не стал снимать сливки без вас.

Врач-травматолог оказался молодым человеком с намечающейся лысиной на затылке.

Он открыл дверь, пропустил сотрудников полиции в квартиру и тут же запротестовал, когда они попытались снять ботинки:

– Да что вы! Подотрем мы полы. Не в носках же вам сидеть!

Футболка на враче была размера на два больше, чем нужно. Обилие на ней надписей на английском языке, красовавшихся спереди и сзади, говорило о том, что обладатель ее стремился к западным жизненным ценностям. Он назвался Михаилом, и Гуров тут же решил, что приятели травматолога кличут его Майклом.

– Так что, Михаил, вам запомнилось в том случае, приключившемся с пациентом Калачевым? – спросил Лев Иванович. – Не стесняйтесь применять медицинские термины. Если что-то будет непонятно, то мы попросим вас перевести эти слова на обычный русский язык.

Михаил уселся напротив сотрудников полиции и заявил:

– Травма у него была непонятного происхождения. Симптоматика такая же, как и при сильном ушибе или, скажем, сдавливании. Но поверхностные покровы целы. Рентгеновский снимок не показал переломов и трещин в кости, хотя сосуды у него полопались, и имелось сильное внутреннее кровотечение.

– Вы не сказали, какая часть тела была травмирована.

– Часть?.. А-а! Левая кисть. Участок между большим пальцем и указательным. Я сначала не удивился. По этому месту часто молотком попадают люди, не очень опытные в обращении с этим инструментом. Но опять же не было никаких ссадин на коже. А что, по вашим делам проходит какое-то преступление, в котором замешан этот самый Калачев?

– Ох, Михаил!.. – Гуров вздохнул. – Если бы вы знали хоть небольшую часть того, что проходит по нашим делам, сколько всего приходится проверять. Учитывая ваш опыт, медицинские знания, скажите, на что это больше всего похоже? Я имею в виду травму Калачева.

– Ну, опыт у меня, скажем честно, ограничивается шестью годами учебы в вузе и тремя – в интернатуре. Педагоги, правда, хорошие были, – задумчиво проговорил Михаил. – А на что похоже? Не знаю, как это совместить с данным пациентом. Ну, скажем так, я знаком с некоторыми аспектами травматизма на производстве. Если бы внутренние повреждения у Калачева были обширными, я сразу сказал бы, что это проявление вибрации механизмов, на которых работает этот человек. Есть такие профессиональные вещи, которые в конечном итоге приводят к такому вот результату. Ну а тут все сугубо локально, на узком участке.