– Не думаю, что раскрою оперативную информацию, потому что внучка жертвы может рассказать вам все то же самое. Нет, Демидову не пытались ограбить. Конечно, особых ценностей у нее при себе действительно не было, но сумка осталась стоять на скамейке рядом с ней, а там был кошелек, пусть и с небольшой суммой, но все-таки с деньгами, а также телефон, хотя и простенький. Сережки в ушах и обручальное кольцо также остались на ней, так же, как и золотые часы.

– Золотые часы? – Катя внезапно представила тонкую элегантную руку Аглаи Тихоновны, запястье которой охватывали тоненькие золотые часики, видно, что довольно старые. Она не снимала их никогда, так же, как и камею, пристегнутую под горлом.

– Ну да. Так что это не было ограблением, Екатерина. Это было предумышленное убийство, поэтому мне действительно очень важно все, что вы сможете рассказать, ну и эта пожилая дама – ваша знакомая, тоже.

– Предумышленное убийство? – прошептала Катя, чувствуя, как у нее холодеет кожа головы у самых корней волос. – Простите, Владимир Николаевич, я просила ответ на один вопрос, но сейчас задам второй. А как именно ее убили?

– Довольно необычно. За все годы своей работы, признаться, я не часто с таким сталкивался. Ее убили шилом, Екатерина. Подошли со спины, когда она сидела на лавочке, и ударили. Прямо в сердце.

Гримерная поплыла у Екатерины перед глазами, она почувствовала тошноту и металлический привкус во рту, предвестник неминуемой рвоты, но усилием воли взяла себя в руки.

– Я жду вас через час, Владимир Николаевич, – сказала она дрожащим голосом. – Потому что теперь я более чем уверена – Аглае Тихоновне угрожает опасность. И вы должны ее спасти. Поймите, по большому счету, у нее никого нет. Никого, кого бы всерьез волновала ее судьба. И я не допущу, чтобы с ней что-то случилось.

* * *

«Пойми, по большому счету, у тебя никого нет. Никого, кого бы всерьез волновала твоя судьба». Эти слова, сказанные Иринкой три дня назад, бились у Глаши в голове всю дорогу от Магадана до Якутска. На «трассе», именно так называли дорогу «Колыма» местные, она была впервые. И все 1872 километра, которые они с Иринкой провели в кузове разбитого грузовика, накрытые несколькими одеялами и все равно продрогшие до костей, Глаша мучилась сомнениями по поводу того, правильно ли она поступила, все-таки решившись отправиться в Москву вместе с подругой.

Похороны родителей и бабушки Глаша помнила смутно, как будто провела последние десять дней в бреду. Руководство области организовало и провело эти похороны по высшему разряду, отдав дань уважения Тихону Колокольцеву, но судьба его дочери, по большому счету, никого не интересовала.

– Ты что собиралась дальше делать, Аглая? – спросил у нее первый секретарь обкома, подойдя попрощаться после поминок.

– В Москву ехать, поступать в медицинский институт, – ответила она.

– А у тебя там кто-то есть, в Москве?

– Да, бабушкина сестра и ее семья, они меня ждут.

– Тогда поезжай, Аглая, что тебе тут одной делать?

– Мы должны были улететь еще двадцать седьмого июня, – тихо сказала Глаша. – У нас билеты на самолет были куплены, только теперь они пропали, а на новые у меня денег нет. У меня вообще ничего нет, только то, что на мне было надето в день выпускного, да еще паспорт с аттестатом, потому что они у меня с собой были. Все остальное сгорело. А драгоценности мамины, которые в сейфе лежали и уцелели бы при пожаре, пропали. Вы же знаете, что их украли перед тем, как их всех убить.

Говоря это, Глаша не плакала, потому что ей казалось, что она вообще разучилась плакать. Сухие глаза чесались, горло сводило, горели легкие, которым не хватало воздуха, жгло в носу, а вот слез не было. Совсем, ни капельки.

Обычную одежду – юбку, кофточку, плащ и туфли без каблука ей быстро смастерили в театральной костюмерной, в память о маме. Кормили ее эти дни мама Нюрки и Иринки, у которых Глаша по очереди ночевала. Но полет в Москву в таких условиях выглядел совершенно невозможным, несбыточным.

– Положим, билет на самолет мы тебе купим, – сердито сказал ее собеседник. – И денег на первое время дадим, ты уж нас совсем бездушными-то не считай.

– Сергей Афанасьевич, а если я не хочу уезжать?

Отцов начальник с удивлением посмотрел на нее.

– Если решишь остаться, помогу тебе на работу устроиться, жилье какое-нибудь придумаю. Но, Аглая, ты хорошенько подумай, крепко. То, что у нас места суровые, ты и без меня знаешь, чай, родилась и выросла здесь. Если есть возможность в столицу перебраться, то используй ее. Тем более что, говоришь, родственники у тебя там.

То же самое, только гораздо более решительно, высказала и Иринка.

– Здесь у тебя никого нет. Пойми это, наконец. Здесь никто не будет о тебе заботиться и подстилать соломку под твоими ногами. Ты привыкла, что твой отец решал все твои проблемы, но сейчас ты одна. Совсем одна. Глаша, нам надо ехать в Москву и поступать учиться. Ты будешь жить у тетки, я в общежитии, но мы будем вместе, будем держаться друг за друга, и это очень важно, понимаешь? Все, что было здесь, стерто, погибло в огне, превратилось в пепел. Но впереди новая жизнь, и только от тебя зависит, какой она будет.

– Сергей Афанасьевич обещал купить билеты на самолет, – тихо сказала Глаша. – Надо дождаться девятого дня и можно лететь.

– Какой же ты еще ребенок, – Иринка смотрела не осуждающе, нет. Жалостливо. – Вот как я могу оставить тебя одну, если ты самых простых вещей не разумеешь?

– Каких вещей?

– Твой Сергей Афанасьевич, разумеется, купит тебе билет на самолет. Тебе! Понимаешь. Мне он никакого билета покупать не будет. А своих денег у меня нет. Так что добраться до Москвы самолетом вместе мы не сможем.

– И что же делать? – Глаша выглядела растерянной. – Он пообещал дать мне немного денег, я думаю, на два билета нам хватит.

– А жить в Москве на что? Глашка, спустись с небес на землю. Мы не можем вбухать все твои деньги в билеты на самолет. Это неправильно.

– И что ты предлагаешь?

Предлагала Иринка вариант сложный, но вполне реализуемый. Ее мама договорилась со знакомыми водителями, чтобы девчонок довезли до Якутска. Там у Птицыных жила дальняя родственница, у которой, во-первых, можно было переночевать, а во-вторых, она могла договориться, чтобы другая машина доставила их из Якутска в Большой Невер, на железнодорожную станцию, с которой отправлялся поезд в Читу. Уже оттуда на другом поезде девочки могли добраться до Москвы.

С учетом, что оба грузовика вели два водителя, по очереди сменяя друг друга и не останавливаясь на ночлег, путь был тяжелым, но не смертельным. Билеты на поезд взяли самые дешевые, в дороге ели холодную картошку с вареными яйцами и черный хлеб, так что на круг выходило недорого. Двести рублей, врученные Сергеем Афанасьевичем Глаше «на дорогу», были заботливо завернуты в тряпицу и спрятаны в лифчик.