Таким запасам позавидовала бы страна средней величины — такая, как Арелат, Иллирия или Руссильон. И поживиться его богатствами было чертовски большим соблазном.

У последнего бедняка тут была золотая посуда. Правда, на посуде этой никакого разнообразия кулинарных изысков не предвиделось — моллюски, рыба, фрукты, кокосовые орехи и кое-что с огородов ценилось куда больше, чем презренный металл. А вот рисковые контрабандисты готовы были рисковать жизнью, только бы увезти с собой пару-тройку «брусков» — так они называли золотые слитки. Именно эти пройдохи и провозили мимо боевых кораблей кое-что из предметов первой необходимости, медикаментов, инструментов и оборудования на остров. Наверное, капитаны имели долю — именно так работал бизнес на Сипанге.

Мои морячки налегли на «божественную амброзию» прямо тут, в тени шлюпки, расплатившись махоркой из карманов.

— Мы норму знаем, командир — заявил Коллинз, — Небось, добро убережем. Ты иди вопросы решай, а вот как суденышко нам присмотришь — тогда уже и зови, чтобы не надули тебя. Человек ты, конечно, непростой, но всё-таки сухопутный. А до тех пор — не кантовать. У нас законный отдых.

Спорить тут было бессмысленно — парни были в своем праве. У меня имелась опись всего нашего движимого имущества, включая рацию и холодное оружие из кают-компании «Голиафа», так что оставалось только выяснить цену всего этого. Мне нужна была пара-тройка винтовок и боеприпасы, и что-то вроде яхты старины Фахнерта — «Фрези Грант». Вся надежда была на рацию — она тут должна была цениться… Нет, не на вес золота. Дороже.

Самогонщик Бойл приоделся — лакированные туфли, чистая рубашка, брюки, парусиновый пиджак и шляпа-канапе.

— Во дворец идем! Там публика почище! — сказал он, — Еще надо бы штиблеты почистить, тут недалеко.

А как же анархия и классовое равенство, и тотальная свобода? В одних штанах, стало быть, перед «публикой почище» появляться невместно? Ну-ну.

Штиблеты чистил, конечно, смуглый мальчик-туземец. Он елозил дрянной, почти истершейся щеткой по какой-то черного цвета небольшой пирамидке, рядок которых был выставлен тут же перед ним в пыли, а потом ловко орудовал своим инструментом, наводя лоск на обувь. В качестве оплаты парнишка взял две сушеные рыбины.

— Товарищ, — сказал этот юный пролетарий Бойлу, — Не чиркайте спичкой о подошву до полудня, иначе ваши ноги сгорят. Эта штука дьявольски хорошо горит.

Бойл задумчиво почесал затылок:

— Опять лазили в шахту, черти? Вот Шельга вам уши надерет!

— Товарищ Шельга сейчас в запое, он нам уши надирать не будет, — убедительно наморщил нос мальчик, — Слышали, как он бодро по радио вещает? Это — верный признак.

— Ладно, ладно… — Бойл отмахнулся, — Пойдем его из запоя выводить. А ты гляди, товарищ, осторожно с шамонитом, а то спалишь весь остров к чертовой матери!

Осторожно — с чем?! Я шел за самогонщиком в состоянии прострации и постоянно оглядывался — на те самые пирамидки в пыли.

IX ТОВАРИЩИ

Мы миновали рабочий район. Жильем для местных служили бараки, сложенные из пальмовых стволов, или глинобитные, или из известняковых плит, с крышами из привозного железа. Кое-кто тут пытался организовать дело: небольшие гончарные, столярные или кузнечные мастерские, харчевни, сушилки для фруктов и рыбы, еще какие-то малопонятные производства. Но большая часть народа прозябала в праздном безделии.

Тому количеству людей, которые проживали на Золотом острове (несколько сотен, от силы — две тысячи человек), вполне хватало плодов и рыбы, и моллюсков, добычей которых можно было особенно не утруждаться. Еда чуть ли не сама падала в рот. Те, кто хотел большего — например, бритвенный прибор или патефон, или бутылку самогона — те еще пытались шевелиться. Но таких было не более пары сотен — из всей анархистской общины.

— Климат тут такой, располагающий… — развел руками Бойл, заприметив мои удивленные взгляды.

Действительно — десятки бездельников неплохо располагались под тенистыми кленами деревьев, играя в шашки, нарды, го или дженгу, попивая кофе или что покрепче. Многие просто полеживали на свежем воздухе прямо на траве или песочке. Одеты они были так же, как мой проводник в момент нашей с ним встречи: парусиновые штаны, иногда — что-то вроде жилетки или тюбетейки на голове. Женщины носили короткие светлые платья до колен, подпоясанные бельевой веревкой.

На плато — к дворцовому району — вела лестница. У ее подножия дежурили решительного вида молодчики в полувоенной одежде и вполне приличных шляпах. Не скрываясь, они носили оружие — кабуры с автоматическими пистолетами на поясах. На рукаве у каждого имелась перевязь из черно-красных лент. Наверное, они были кем-то вроде представителей власти, что ли? Хотя какая власть у анархистов?

— Бойл? Снова идешь предлагать своё пойло? У товарища Шельги и без тебя найдется, что выпить и чем закусить — вон, он как с утра пораньше по радио разоряется!

— Да слышали мы! Весь остров слышит… У меня другое дело — тут товарищи шлюпку продают и рацию.

Один из анархистов вдруг перешел на имперский язык, и, надеясь, наверное, что я его не пойму, обратился к своему товарищу:

— Мишань, а может, экспроприируем лодочку-то? Небось, сгодится в хозяйстве?

Я среагировал мгновенно, одновременно направляя револьвер прямо из кармана ему в междудушье:

— Мишань, ты скажи этому хозяйственному, чтобы он остыл, а то бесхозяйственным станет в момент… — проговорил я по-имперски.

Любитель чужого добра сдулся:

— Ну, ты резкий, дядя, — сказал он и шмыгнул носом.

— Нехорошо, товарищи! — погрозил я пальцем, — Человек человеку — друг, товарищ и брат, а вы — про экспроприации!

— А-а-а-а, так ты из наших… — протянули анархисты.

Я не стал их разочаровывать:

— Из наших, из наших…

И мы с Бойлом пошли вверх по лестнице. Местами пышные кроны тропических деревьев, увитые лианами, свешивались над самыми ступеньками, создавая благодатную тень, но такие участки были редкими. Большая часть ступенек была иссушена палящими лучами солнца. Подошвы шаркали по шершавым известняковым плиткам с мерзким звуком, и я старался аккуратно ставить ноги, чтобы его не слышать.

— Я узнал, что у меня есть огромная семья… — вырвалось само по себе.

— Что? — отдуваясь спросил самогонщик, оборачиваясь.

Пот тек у него по лицу, по кончику носа, меж лопаток и по брюху. А я ничего, я держался.

— Ничего, ничего. И тропинка, и лесок, в поле — каждый колосок… — ноги преодолевали ступеньку за ступенькой.

— Триста ступенек, — пропыхтел Бойл, — Раньше тут был фуникулер, но когда Шельга подвинул Пьера Гарри — ребята его сломали. Теперь поднимаемся по лестнице.

— Зато равенство, — сказал я.

Бойл выматерился.

* * *

Под мраморными сводами дворца королевы Золотого острова было не видать праздношатающихся