Проведя предыдущую ночь в лесу, Пржевальский и его товарищи очень обрадовались, когда уже под вечер набрели на одинокую манзу. Встреча с ее хозяином оказалась весьма забавной.

«Пройдя верст пять вверх по реке Та-Удми, мы встретили фанзу, в которой жил одинокий старый манза. По обыкновению он сделал кислую мину, когда мы вошли к нему и объявили, что остаемся здесь ночевать.

Однако у нас скоро восстановилась дружба и довольно оригинальным образом. Увидев у меня стеариновые свечи, манза, как и всегда, попросил кусочек, и когда я дал ему небольшой огарок, то он тотчас же принялся его есть, откусывая понемногу, словно вкусную конфету, и всякий раз приговаривая: „шангау, ша-шангау“, т. е. хорошо, очень хорошо. Видя такой высокий гастрономический вкус моего тогдашнего хозяина, я предложил ему кусочек мыла для пробы; манза взял это мыло, разрезал на несколько частей, и тотчас съел одну из них с полным удовольствием.

Наконец, желая довершить свое наслаждение, он положил в рот мыла и стеарину, разжевал все это потихоньку и съел, не переставая расхваливать. Последний десерт, видно, пришелся манзе более по вкусу, потому что он и далее продолжал угощаться подобным же образом».

На следующий день, оставив колоритного старика, экспедиция прошла еще 10 верст по речке Та-Удми и вышла на перевал через горы, отделяющие собой долину этой реки от долины Сучана. Здесь опять пришлось ночевать в лесу, и, как назло, опять поднялась метель, не перестававшая до полудня следующего дня. Замерзшие и усталые, путники спустились в долину Сучана и вскоре достигли двух русских деревень, в которых смогли наконец отдохнуть несколько дней.

Глава пятая. Зимняя экспедиция

Река Сучан. — Стада фазанов. — Путь от Сучана до гавани Святой Ольги. — Киты. — Обычный день путешествия. — Гавань и залив Святого Владимира. — Река Тазуши. — Перевал через Сихотэ-Алинь. — Трудности вьючного путешествия. — Новый год в глуши. — Окончание зимней экспедиции.

Долину реки Сучан Пржевальский характеризует как самую замечательную по плодородию и красоте из всех прибрежных долин Уссурийского края. Путешественник описывает местность точно и красочно:

«Гигантский отвесный, как стена, утес сажен в семьдесят [150 м] вышины обозначает в заливе Америка то место, где находится устье Сучана и откуда начинается его долина, с трех сторон обставленная горами и открытая только к югу. Эта долина, гладкая как пол, тянется в длину верст на шестьдесят и, имея в начале не более двух верст в поперечнике, постепенно увеличивается по мере приближения к устью реки, так что достигает здесь от четырех до пяти верст ширины».[29]

История заселения этих мест — характерный штрих идущей колонизации Уссурийского края, так нужной в этот момент России.

«В 1868 году вся долина Сучана и пространство между этой рекой, с одной стороны, Уссурийским заливом — с другой, вместе с долинами рек Цыму-хэ и Май-хэ и островом Аскольдом поступило в ведомство уделов. От этого ведомства на первый раз решено поселить в Сучанской долине колонистов из Финляндии и, действительно, в следующем 1869 году сюда уже прибыло, кругом света, семь финляндских семейств.

Место для постройки помещений управляющему и чиновникам удельного ведомства отведено в гавани Находка, которая лежит на западном берегу залива Америка, как раз против устья Сучана. Эта гавань при ширине 1–2 версты имеет около шести верст длины и представляет удобное место для стоянки судов, так как здесь всегда спокойно, даже во время сильного ветра».

Это замечание Пржевальский делает как офицер Генштаба, но как человек и как охотник он в первую очередь восхищается необыкновенным обилием фазанов.

«Любимую пищу этих птиц составляют различные зерновые хлеба, поэтому осенью фазаны держатся преимущественно возле наших деревень и китайских фанз. Здесь они немилосердно истребляют всякий хлеб и даже молодой картофель, который проглатывают целиком. Кроме того, фазаны очень любят желуди, и я часто убивал в дубовых лесах экземпляры, у которых целый зоб был набит исключительно очищенными от кожуры желудями.

Во время своего пребывания в Новгородской гавани я встретил там великое множество фазанов, но еще более нашел их в Сучанской долине, где они большими стадами бегали по китайским полям или без церемонии отправлялись к скирдам хлеба, сложенным возле фанз.

Испытав еще прежде неудобство обыкновенного, хотя и очень большого ягдташа при здешних охотах, где убитую дичь можно считать на вес, а не на число, я брал теперь с собой, идя за фазанами, солдата с большим мешком, а сам нагружался порохом и дробью.

На чистом поле фазаны довольно осторожны, в особенности в стаде, и не подпускают к себе на выстрел, но летом, а часто и пешком, уходят в ближайшую густую траву.

Зная это, я проходил сначала вдоль поля и сгонял с него всех фазанов, а затем отправлялся искать их с лягавой собакой.

Тут начиналась уже не охота, а настоящая бойня, потому что в нешироких полосах густого чернобыльника, которым обыкновенно обрастают здешние поля, собака находила фазанов в буквальном смысле на каждом шагу. Пальба производилась настолько скорая, насколько можно было успевать заряжать ружье; и, несмотря на то, что часто сгоряча делались промахи, да притом много подстреленных уходило и пропадало, все-таки часа через три или даже иногда менее я убивал от 25 до 35 фазанов, которые весили от двух до трех пудов, так что мой солдат едва доносил домой полный и тяжелый мешок.

Такой погром производил я почти ежедневно во время своего десятидневного пребывания на Сучане, и долго будут помнить меня тамошние фазаны, так как дня через три уже можно было видеть на полях хромых, куцых и тому подобных инвалидов. Роскошь в этом случае доходила до того, что я приказывал варить себе суп только из одних фазаньих потрохов, а за неимением масла употреблял и собирал на дальнейший путь их жир, которого старый самец дает в это время почти со стакан».

В этих строках невозможно пройти мимо удовольствия завзятого охотника!

Там же довелось Пржевальскому впервые поохотиться на тигра. Правда, охота вышла неудачной, о чем путешественник сильно сожалел.

25 ноября Пржевальский оставил долину Сучана и направился в гавань Св. Ольги вдоль береговой линии. Путь был трудным, так как на протяжении всех 270 верст он лежал поперек боковых отрогов Сихотэ-Алиня, расположенных перпендикулярно побережью. Еле заметные тропы, редко посещаемые даже местными жителями, то чуть заметно вилась в дремучей тайге, то поднималась очень круто на высокие горы, то, наконец, шла вброд по морю, обходя утесы.

В дороге, помимо охоты, Пржевальский развлекался тем, что сбивал выстрелами неопавшие кедровые шишки.

«Чтобы полакомиться орехами и хотя немного сократить долгие ночи, которые приходилось проводить в лесу