Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Диомед не осмелился больше преследовать врага: он увидел, как другой бог в сияющей одежде — сам Аполлон — поддержал Энея и увел его с собою.
Над стонущей Афродитой сверкнули радужные крылья. Вестница Зевса Ирида тихо опустилась на поле битвы. Она обняла изнемогавшую от боли богиню и повела ее с поля. А Диомед дерзко крикнул вслед ей:
— Уходи, дочь Зевса! Обольщай слабых женщин, но не вздумай больше вмешиваться в битву!
На вершине Олимпа собрались толпой бессмертные боги. Они жадно следили за битвой, кипевшей в долине Скамандра. В слезах предстала перед ними раненая Афродита. Белорукая Гера встретила ее с насмешкой:
— Что случилось с тобой, Киприда? Может быть, ты уговаривала новую ахеянку ввериться какому-нибудь любезному тебе сыну Трои и, лаская ее пышные волосы, наколола себе руку об острую пряжку?
Владычица улыбок ответила со стоном:
— Меня ранил надменный Диомед, вождь аргивян, за то, что я хотела вывести из боя любезного богам Энея. Увы! Уже не с троянцами, а с бессмертными богами сражаются гордые данайцы!
Зевс улыбнулся и, погладив по голове свою прекрасную дочь, сказал ей:
— Милая дочь! Не вмешивайся в шумные битвы. Занимайся приятными делами брачных союзов, а бранные дела устроят бурный Арей и Афина!
Тем временем внизу бой начал утихать. Реже ударялись копья о звонкие щиты: тише стал крик; пыль оседала, и стали видны груды безжизненных тел, разбитые колесницы, отдельные группы сражающихся. Многие из воинов уже прекратили битву. Они разыскивали раненых, ловили коней, которые скитались по полю с пустыми колесницами. Иные воины бродили между телами убитых и собирали брошенное оружие.
Неистовый Арей покинул затихавшее поле. Афина видела, как он взвился и понесся прочь, черной тенью мелькая среди разорванных облаков.
Тогда Афина и Аполлон тоже оставили поле боя. Неподалеку от Скейских ворот Трои одиноко рос старый, раскидистый дуб. Боги приняли вид двух желтоглазых ястребов, полетели к дубу и уселись на кривой ветке. Отсюда им было видно все поле. Следя за последними вспышками битвы, Аполлон сказал своей божественной противнице:
— Пора закончить сражение, Афина. Пусть враги возобновят бой завтра и продолжают его, хотя бы до разрушения Трои, если так решено судьбой!
Афина ответила:
— Пусть будет по-твоему, дальновержец. Низведем поскорее мрак на землю, чтобы войска разошлись и не пытались продолжать битву.
С высокого дуба боги видели, как с запада надвигаются клубящиеся тучи и в первый раз за много дней затягивают небо. Поле утонуло во мраке. Крики утихли, слышны были только голоса военачальников, отводивших войска от поля боя. Звеня оружием, толпы троянцев уходили в город.
В темноте вспыхивали огни: это истомленные ахейцы разожгли костры и жарили на вертелах шипящее мясо.
Наконец совсем стемнело. Ахейцы ужинали вокруг костров. И над городом, и над станом ахейцев во мраке ночи глухо перекатывался гром. Люди в страхе прислушивались: ни один воин не смел выпить вина, не совершив возлияния громовержцу. Гром рокотал всю ночь, то удаляясь, то снова нарастая, словно голос бога с высоты возвещал народам новые беды.
Жребии войны
1
ектор, возлюбленный муж мой, сжалься над нами, надо мной и малюткой Астианаксом! Не уходи сражаться с ахейцами! Не оставляй нас без защиты! Смотри, здесь городская стена доступнее всего для вражеского нападения. Пока вы будете сражаться на поле, ахейцы ворвутся сюда и погубят всех нас. Останься здесь со своей дружиной! Некому подумать обо мне: нет у меня ни отца, ни братьев — всех убил жестокий Ахиллес, когда во главе ахейского войска разрушал высоковратные Фивы. Ты теперь мне и отец, и мать, и брат, и любимый муж. Не ходи на поле, останься здесь, защити нас!Так рыдала и причитала Андромаха, обнимая Гектора, прильнув к его одетой бронею груди. Троянский вождь пришел попрощаться с ней перед решительной битвой с ахейцами и разыскал жену на городской стене, подле старой смоковницы у Скейских ворот. Вместе с нею была и няня-рабыня с малюткой Астианаксом на руках.
Гектор осторожно снял со своих плеч руки Андромахи, которыми она цеплялась за него в отчаянии, и заговорил, открывая ей свое сердце:
— Поверь мне, Андромаха, судьба твоя и нашего милого сына тревожит меня больше всего. Быть может, суждено погибнуть Илиону; но не так сокрушает меня грядущее горе моего отца Приама и дряхлеющей матери, горе моих братьев и сестер или судьба юношей троянских, которые погибнут при разрушении родного города. Нет, больше всего тревожит меня твоя участь, моя возлюбленная Андромаха, твой жалкий плен, рабство у жестоких данайцев, — о, пусть я раньше погибну и буду засыпан землей, чем увижу это и услышу твои жалобные рыданья! Но я не могу остаться здесь, с тобой. Страшный позор падет на меня, если я, как трус, останусь здесь и уклонюсь от боя. Сердце велит мне защищать родной народ от свирепых пришельцев. Я должен быть отважным и первым идти в сраженье, чтобы никто не укорил отца моего Приама недостойным поведением сына!
Оставив Андромаху, Гектор хотел взять на руки маленького Астианакса. Но ребенок с криком прижался к няне, испуганный яркой медью на груди отца, его сверкающим шлемом с грозно развевающимся конским хвостом на гребне. Гектор засмеялся, и даже заплаканная Андромаха улыбнулась. Немедленно снял Гектор с головы блистающий шлем и положил его на землю. Успокоенный младенец, узнав отца, доверчиво потянулся к нему и обнял его за шею мягкими ручками. Поцеловав сына, Гектор высоко поднял его и обратился с мольбой к богам:
— О владыка Зевс и вы, бессмертные боги! Поручаю вам моего сына. Пусть он будет силен и прославлен