Так брели они грустно по лесу, пока не вышли на просеку и не увидели три пенька. Сели они на пеньки, обхватили головы руками и наморщили лбы.

— Уважаемый Ли! — воззвал бургомистр Пань. — Если избавишь мой город Мань от шоколада, то, честное слово, я никогда больше не съем ни одной шоколадки!

— Если избавишь мой город Минь от вина, — воззвал бургомистр Пинь, — то, честное слово, никогда-никогда не выпью ни капельки!

— Если избавишь мой город Мунь от книжек, — воззвал бургомистр Пунь, — то, честное слово, я никогда-никогда-никогда не прочту ни одной книжки!

— Ладно! Мне это нравится! — раздался голос из леса. Это был голос волшебника Ли. Но самого Ли не было видно. — Стало быть, ты, бургомистр Пань, не съешь больше ни одной шоколадки? — спросил он.

— Ни за что! Даю тебе честное слово! — воскликнул бургомистр Пань.

— А ты, бургомистр Пинь, не выпьешь больше ни капли вина?

— Ни за что! Ни за что! Даю тебе честное слово! — воскликнул бургомистр Пинь.

— А ты, бургомистр Пунь, не прочтешь больше ни одной книжки?

— Ни за что! Ни за что! Ни за что! Даю тебе честное слово! — воскликнул бургомистр Пунь.

— Замечательно! — сказал волшебник. — Возвращайтесь в свои города. Там все по-старому!

По веткам пронесся шелест, и бургомистры переглянулись — не то с надеждой, не то растерянно. А потом все трое пустились в обратный путь и вернулись в свои города.

Первым пришел в свой город Мань бургомистр Пань. В городе было все как обычно. Бодрой трусцой бежал он по улице и радовался, что нигде не видно ни шоколадных колес, ни шоколадных роз. Только ратуша так и осталась из шоколада. Тогда бургомистр приказал возвести вокруг нее высокий забор, и потом в город Мань стали съезжаться люди со всего света, чтобы поглазеть на Шоколадную Ратушу. А Пань и вправду не съел ни одной шоколадки, хотя временами о-о-очень хотелось. Теперь он стал стройным, как кипарис. И все его уважают.

А когда бургомистр Пинь пришел в городе Минь, то и там все вышло точно так же. Вино опять превратилось в воду, в пиво и в керосин. И бургомистр ходил по улицам очень довольный. Когда же дошел до ратуши, то увидел, что все текучее там как было, так и осталось вином. В пруду с золотыми рыбками плещется вино, керосиновые лампы заправлены вином, мисочки для умывания рук наполнены сладким вином. И бургомистр Пинь велел построить вокруг ратуши забор и большими буквами написать:

С тех пор в город Минь съезжаются люди со всего света поглазеть на такую диковину. Но сам бургомистр Пинь не выпил больше ни капли, хотя временами о-о-о-о-очень хотелось. Теперь он стал стройным, как кипарис. И все его уважают.

А когда в город Мунь пришел бургомистр Пунь, то и там все было по-старому. Книги исчезли, словно по волшебству, и люди вернулись к своим каждодневным делам. Но когда бургомистр Пунь захотел войти в ратушу, у него ничего не вышло. Коридоры и кабинеты, подвалы и даже рукомойники были завалены книгами.

— Откуда все эти книги? — с удивлением спросил Пунь у привратника.

— В пятницу как пришли уборщицы — так книги невесть откуда и посыпались! — пожал плечами привратник.

— Пылища, верно, была такая, что у бедных уборщиц волосы встали дыбом! — расхохотался Пунь.

Он весело распорядился поставить вокруг ратуши забор. И там открылась знаменитая библиотека, куда приезжают читать книги ученые со всего света. Сам бургомистр Пунь, помня о данном волшебнику слове, не прочел с той поры ни одной книжки. Иногда, правда, просит, чтобы ему почитали вслух. Теперь он много ходит пешком, стал стройным, как кипарис, и все его уважают.

Таким образом, город Мань, город Минь и город Мунь вернулись к своей прежней жизни, а бургомистры Пань, Пинь и Пунь снова встречаются раз в неделю в трактире города Минь, что ровно на полпути между городом Мань и городом Мунь. А волшебник Ли больше никогда в этой местности не появлялся. И три бургомистра этому очень, и очень, и очень рады.

— Без волшебства живется намного благоразумней! — говорит Пань.

— Пожалуй! Намного, намного благоразумней! — говорит Пинь.

А Пунь кивает и говорит:

— Пожалуй! Намного, намного, намного благоразумней!

Когда смотритель Иоганн рассказал четырем чайкам историю про трех китайских бургомистров, Эмма Песчаная Отмель сказала:

— Эх, наесться бы шоколаду, как бургомистр Пань!

А Эмма Орлиный Глаз сказала:

— Эх, начитаться бы книжек, как бургомистр Пунь!

А Эмма Резиновый Клюв сказала:

— Эх, напиться бы сладенького вина, как бургомистр Пинь!

Но Александра покачала головой и сказала:

— Вы, кажется, намека-то и не поняли!

— Какого намека? — удивилась Эмма Песчаная Отмель.

— Что во всем надо знать меру! — сказала Александра.

— Ой! — сказала Эмма Орлиный Глаз. — Значит, это история с намеком!

И чайка очень удивилась. Эмма Резиновый Клюв спросила:

— А про бургомистров — это все правда?

— Правда — не правда… — сказал Иоганн. — Какая разница? Главное, чтоб история была складная и хорошая.

— И с намеком! — добавила Александра.

— Да-а-а-а… — протянула Эмма Резиновый Клюв. — А лучше всего, чтоб и хорошая, и складная, и с намеком.

Пока Иоганн и чайки вели свои умные разговоры, гроза над морем все бушевала. Вот снова сверкнула молния и на миг озарила комнатку ярким светом. Грянул мощный гром. И опять завыл ветер, застучал в окно дождь. Казалось, шторм не кончится никогда.

А в это время на втором этаже белой башни сидела славная тетушка Юлия. Так же, как пустогрох в каморке под куполом, а смотритель с чайками этажом ниже, она ждала, когда же кончится шторм. Море гнало такие валы, что пенные гребни долетали до окна ее спаленки. Тетушке было ясно, что к Иоганну в такую грозу не поднимешься. Она села к окошку и стала смотреть на море. Вот накатил и разбился о стену могучий вал. По стеклу стекает белая пена, и поначалу ничего не видно. Но волна отступает, и снова перед глазами темно-зеленое море, все в мутных барашках, и дождливое серое небо. И снова вскипает волна, закрывая пенным облаком вид из окна.