В комнату, как по команде, вошла секретарь Бузунова с кипой одинаковых папок, аккуратно прижатых к груди. Она положила по одному экземпляру каждому.

— Это то, что нам удалось собрать по каждому пассажиру, — говорил Бузунов. — Мы решили действовать параллельно со Следственным управлением, чтобы ничего не упустить.

Открыв первую страницу, присутствующие с ошарашенным лицом замерли.

— Да, действительно на борту находиться депутат государственной думы Глеб Воронской.

Молоков растерялся и даже не слушал. Он поднял фото и почти воткнул Бузунову в лицо.

— Почему вы мне не сказали сразу?

— Я собирался вам сказать.

— Вы понимаете, что начнется, когда узнают, что он погиб? Ему же два крупных СМИ принадлежат, у них контактов больше чем у президента, они все отроют, мы потом не отмоемся.

— У нас нет другого выбора, — парировал Бузунов.

Молоков повернулся к Максимову:

— Когда будут готовы результаты экспертизы?

— Пятьдесят минут.

Максимов лучше других знал, почему Молоков так внезапно занервничал. И дело здесь совершенно не в боязни СМИ. С Воронским они более чем друзья, знакомы с юности и не секрет, что жена Молокова ведет бизнес с Воронским. Деньги там крутятся сумасшедшие, без Воронского все рухнет, новый владелец империи, золотой ребенок может не быть таким благосклонным к дяде Артему. Молоков как и все адекватные люди больше всего боялся потерять богатство и свободу.

— Я понимаю, вы расстроены, но коридор короткий, нужно принимать решение.

— Дождемся результатов экспертизы, — занервничал Молоков. — Найдите другое место. Времени еще полно, а вдруг и правда, связь наладят.

Бузунов не выказал ни одной эмоции, но кожа его горела ненавистью.

— Из всех пассажиров только двое ранее судимы, — вмешалась в паузу Гульнар Аббасовна, она перекладывала досье одно за другим. — Левандовский и какой-то Мухутдинов.

— Мухутдинов Богдан Александрович. Сорок лет, — Бузунов говорил по памяти. — Отсидел шесть лет за организацию тоталитарной секты, где провозгласил себя богом. Несколько сектантов по его указанию совершили ритуальное самоубийство. Притворялся священником РПЦ, но церковь официально от него отреклась. Вышел три года назад. Во внимание органов больше не попадал. Один из главных подозреваемых в захвате самолета.

— Владимир Иванович, я надеюсь, что вы найдете исчерпывающую информацию по вашей версии. Встречаемся здесь через час. И держите связь с диспетчерской, — приказал Молоков.

Максимов кивнул.

— Николай Валерьевич пока поддерживайте визуальный контакт с самолетом. Об изменении ситуации докладывайте незамедлительно.

Максимов, не дожидаясь окончания монолога Молокова, выбежал из кабинета. Кенжабетов говорил по телефону, они встретились взглядами. Если глаза и умеют кричать, то Максимова просто надрывали глотку.

Кенжабетов пожал плечами — связи нет.

Не это волновало сейчас Максимова больше всего. То, что он увидел на совещании лишь легкий разогрев, тренировка, прощупывание соперников. Бузунов соберется с силами и непременно нанесет ответный удар.

Максимов знал, куда он ударит.

Катарина ворвалась в кухню, задернула штору. Словно бомба, у которой только что закончился таймер, взорвалась у нее в голове. Она закричала, прижав ко рту полотенце — голос утонул внутри. Слезы лились, судороги сотрясали легкие, не удавалось полноценно вдохнуть.

Она не справиться, это выше ее сил.

Катарина потеряла счет времени. Воспоминания последних минут смешались в неразборчивый коктейль, только один ингредиент был в нем очевидным — кровь, лужи крови. Она чудилась ей повсюду, на полу, на одежде, на руках и лице.

— Миша, — позвала она.

Миша поднял голову с колен. Он был перепуган до смерти.

— Веру убили.

Глаза у него красные и припухли.

— Помоги мне, пожалуйста.

— Не могу, — Миша поджал колени и опустил голову.

Теперь она старший бортпроводник, а значит вся ответственность на ней. Люди испуганны до смерти и им нужна ее помощь. Перво-наперво необходимо сохранять спокойствие и думать о пассажирах. Ее долг вступить в переговоры, дождаться посадки самолета, а далее правоохранительные органы сделают все как нужно.

Скованная ледяными наручниками страха она вышла в салон.

Телохранитель находился в бизнес-классе, ходил из сторону в сторону и разговорил с кем-то невидимым.

Дверь в кабину пилотов почти полностью прикрыта, но не до конца. Катарина подняла трубку терминала и нажала кнопку связи с капитаном.

Почему Миронов не отвечает?

Холодок крохотными тараканьими ножками пробежал по позвоночнику.

Мелкими шажками, прихватив с собой бутылку воды, Катарина направилась по салону. Перебежавшие в конец три молоденькие девушки блондинки прижались друг к другу, образовав один трёхголовый трясущийся организм.

— Я нашел! — перед ней возник худосочный мужчина, искатель отверстий.

Катарина едва не вскрикнула от испуга.

— Я спас всех нас, — на его лице был нескрываемый восторг. Он указал пальцем на иллюминатор с запертой крышкой, внутрь которой он запихал плед. — Дай скотч! Теперь я знаю, как найти другие.

— Теперь я знаю, как найти другие, — повторил за ним мужской голос сзади.

Это был мужчина до этого тихий и не приметный. Голос у него высокий как у женщины, грудь заметно выпирает, а шея значительно шире головы. Он один из тех, кто не умещается на одном сидении.

— Пропустите меня, я потом к вам подойду, — Катарина попыталась отодвинуть Худосочного.

— Потом? Ты хочешь, чтобы мы все сдохли? Я же всех вас спасаю.

Телохранитель никак не реагировал на его крик. Он сел на кресло, выкинул ноги в проход, голова то опускалась к зажатому в руке распятию, то поднималась на невидимого собеседника напротив.

— Я же всех вас спасаю, — опять повторил толстяк с широкой шеей.

Затем он встал и схватился руками за голову, редкие соломенные волосы упали на мокрый лоб.

— Уйди из моей головы!

— Я пытаюсь помочь, — Худосочный направился к нему разобраться.

— Как ты читаешь мои мысли?

Катарина протиснулась и проскользнула дальше.

— Эй, ты куда? — Худосочный показал толстяку средний палец и с недовольством побрел к замурованному иллюминатору.

— Где мой Вильям? — спросила ее женщина с одиннадцатого ряда.

— Кто, простите?