Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исмаил сидел на вершине дюны и не мог оторвать глаз от удивительного зрелища. Он вспомнил о маленьких лодках рыбаков, отплывших в предрассветной полутьме — но их нигде не было видно. Лошади, которые паслись на лугу, сейчас прибежали на берег и гонялись друг за другом. Ветер вздымал их гривы. Через некоторое время они скрылись за песчаными дюнами.
Белый пароход поднялся выше. Теперь он был на самой вершине выпуклости моря. Он напоминал большую детскую колыбель. Морские птицы с белыми головами летали вокруг Исмаила. Он поднялся на ноги, спустился с дюны и пошел в сторону кофейни.
Деревянные створки дверей были открыты настежь. Солнце освещало стойку до уровня груди. Пол кафе был полит водой и подметен. Вода из носика кувшина для омовения оставила на полу следы в виде неровных полукругов, сцепленных друг с другом. От больших кирпичей пола приятно пахло. Исмаил сел за тот стол, где сидел Мирза Манаф. Усталость и бессонная ночь в автобусе все еще давили на него. Молодой человек в рабочей одежде голубого цвета, на которой виднелись следы мелких и крупных капель масла, с аппетитом поглощал завтрак. Из радиоприемника слышалась песня на азербайджанском языке. Хозяин кафе, закинув ногу на ногу, спокойно курил. Когда вошел Исмаил, он погасил сигарету и налил и принес ему чаю. Теперь он как будто стал мягче. Глаза больше не казались красными зернышками граната. Их цвет был мягко-карий. Голос певицы с той стороны Каспия доносился чисто и громко, она пела о расставании и разлуке.
Хозяин кофейни спросил у молодого человека:
— Как долго еще продлится ваша работа?
Тот, с полным ртом, ответил:
— Неизвестно, зависит от погоды. До конца весны, до лета — Бог знает!
— Шоссе уже куда дотянули?
— В самую гору вошли и идем дальше. Тяжело очень. Все камень, скала, а холода…
— Зато какое дело делаете! Когда дожди и снега, деревни в горах связи с городом никакой не имеют. Заболеет кто, умрет, а новости не доходят. Шоссе им очень нужно.
Юноша отодвинулся от стола и, языком очищая зубы от пищи, ответил:
— Эх, уважаемый, если бы мы в своей жизни и для себя хоть тропиночку проложили, чтобы куда-нибудь она нас привела. А то всю жизнь в этих горах и на перевалах, камень дробим, дороги строим, а у самих — ничего, за других только радуемся.
В это время в кофейню вошла девушка в красной юбке, по кругу которой тянулись гирлянды мелких белых цветочков, на голову была накинута оранжевая шаль с длинной бахромой. Она шла к стойке заведения, и ее юбка колыхалась волнами. Хозяин, увидев ее, прекратил работать.
— Ну, что там?
— Азиз сказал взять денег у тебя, мяса купить.
Хозяин подошел к кассе. Девушка обернулась и исподлобья огляделась. Молодой человек невольно заерзал и, не отрывая глаз от нее, сел, выпрямившись. Хозяин пересчитывал мелкие деньги. Девушка, которую Исмаил видел в профиль и лицо которой разрумянилось, опустила глаза и не поднимала их. Взяв деньги, она негромко попрощалась и пошла к выходу. Выходя из кофейни, она невольно повернула голову, быстро взглянула в глаза молодого человека и вышла на улицу. Юноша, который выглядел так, словно чудом спасся от удара молнии, пришел в движение и начал жевать свои длинные усы. Прозрачная солнечная подсветка придавала платью девушки особое сияние, и, когда она шла, она словно бы вела за собой взгляд молодого рабочего. Через несколько мгновений он встал. Нерешительно прошел по всей длине кофейни и остановился в дверях лицом к улице, глядя на дорогу. Хозяин кафе спросил:
— Обедать будешь здесь?
— Не знаю, я инженера жду.
— Если здесь будешь, я скажу, чтобы из дома тебе обед принесли.
Молодой человек казался взволнованным и сбитым с толку. С расстроенным выражением лица он курил сигарету и маялся перед кофейней. Глядя на него, и Исмаил почувствовал беспокойство. В это время перед кафе резко затормозила машина. Послышался шум ее шин по гравию обочины. Молодой человек бросил сигарету, наступил на нее и сказал:
— Уезжаю, инженер приехал.
— В добрый путь.
— Не надо ничего купить? Для заведения, для дома?
— Нет, все есть.
Молодой человек негромко попрощался и ушел. Вскоре Исмаил услышал, как машина тронулась. Хозяин кофейни выглянул на дорогу. Потом повернулся к Исмаилу:
— Чаю выпьешь?
— Неси. Рыбаки когда вернутся?
— Скоро уже.
Хозяин поставил на стол чай, придвинул сахарницу к стакану и сказал:
— Мирза Манаф шутки шутить мастер. И грамотей, слава Аллаху, любому человеку жалобу напишет — эффект немедленный. Почерк его сразу любой начальник понимает. Слыхал я, что в море он теперь ходить не будет. В правлении кооператива, с документами будет работать. Правильно это, возраст уже не тот. Море старых и слабых не любит. Молодому волна под силу, а не таким старикам, как я или Мирза!
Над стаканом поднимался мягкий пар. Он курился, завивался и на высоте нескольких пальцев исчезал. В пустом пространстве кофейни летали мухи. Они вились вокруг друг друга, быстро соединялись и опять разлетались. Жужжание их было печальным и монотонным. Хозяин кофейни занялся приготовлением обеда. Исмаил несколько раз повернул стакан чая пальцами и почувствовал его жар. Взял кусочек сахара, вначале погрузил его в стакан, чтобы свежий чай пропитал его, потом положил в рот и запил чаем из стакана. Кусочек сахара растворился на его языке и растаял во рту. Остаток чая Исмаил выпил залпом и поставил стакан на блюдце. С тревогой он смотрел на открытую дверь кофейни. Серебристые тополя с голыми стволами, словно пальцы, указывали в глубину неба и печально, тихо-тихо покачивались. Сорока с вытянутым телом села на одну из ветвей, слегка согнув ее, весело покачала своим длинным хвостом и затарахтела. Хозяин кофейни сказал:
— Сорока. Слышишь, как тарахтит! Добрые вестники, ни разу еще плохого не принесли. А все-таки ждать — дело неприятное, всего тебя изводит, постареешь от этого, черт побери!
Исмаил что-то пробормотал себе под нос, не отрывая глаз от дороги. Потом услышал голос:
— Ты где, сегодня я тебя не видела!
Он вскочил с места, словно человек, вспомнивший с испугом о ценной вещи, которую он где-то оставил и которая может пропасть или быть украденной. Пошел к двери, огляделся по сторонам, но ничего не видел и не слышал вокруг. Он потерялся в шири и глубине взгляда глаз медового цвета. Он онемел, был потерян, ошеломлен и изумлен. Он пытался всосать в себя эти сладкие мгновения и распробовать их. В них был вкус вечности, бессмертия и бесконечности. Время остановилось. Оно стало похоже на корову с выменем, полным молока, пахнущего тимьяном. Корова, покорная и довольная, дала ему в руки свои распухшие соски, чтобы он ее подоил — и вот молоко ливнем хлынуло в пустую белую чашу. И сразу наполнило ее до краев, и капельки молока уже переливаются через край. Ничего он не видел вокруг — и вслепую, не помня себя, вернулся в кофейню.