– Откуда я знала, что рынок закроют?! – огрызнулась в ответ. – Можешь уезжать, я и одна постою.

Я бросила баул на землю. Сережка встал рядом. Некоторое время мы молчали, искоса взирали друг на друга из-под насупленных бровей. Но вскоре стало не до обид – косяком пошли покупатели. Хорошая погода и отсутствие половины продавцов делали свое дело – товар разлетался, как тополиный пух в июле. Через пару часов наши сумки заметно облегчились, и мы переложили вещи из двух в одну.

– Видишь, – говорила я торжествующе, – а ты хотел уехать. Умную женщину всегда надо слушать.

Сережка хмыкнул, но спорить не стал.

– Постой, мне надо отлучиться по важному делу, – наказала я мужу.

– Валяй, – отозвался он и зевнул.

Туалет типа сортир – облезлый грязно-белый сарайчик – располагался метрах в ста от рынка. По пути я разглядывала шмотки, благостно щурясь на ласковое солнце, и мое воображение рисовало мне медовые картинки отдыха – фруктовый сад, синяя река, теплый белый песок… Непременно куплю билет в комфортный СВ: широкое двухместное купе, мягкие диваны, накрахмаленные полотенца и умывальник… Осколок грязного зеркала отразил мое бледное заострившееся лицо с темными подглазьями, блеклыми губами и унылыми прядями тусклых волос. Кошмар. Программа максимум – выспаться и подзагореть. Программа минимум – сбагрить оставшиеся шмотки как можно скорее, добраться до дома и упасть в кровать… Этой ночью я спала четыре часа. Как, впрочем, и все предыдущие…

Я почувствовала, что здорово проголодалась: в пять утра кусок в горло не лез, сейчас я не отказалась бы от пирожка с вишней и стаканчика горячего чая. Заработанные деньги жгли карман. Пять минут погоды не сделают, а Сережка будет доволен, если я принесу ему перекусить. Я смоталась к метро, купила на лотке пирожки и два стаканчика с чаем и потрусила обратно, стараясь не пролить горячий напиток.

Неладное заподозрила на подходе. Улица, еще пять минут назад пестревшая разношерстным товаром, опустела, лишь крепкие парни в темных рубашках с надписью ОМОН и резиновыми дубинками наперевес прохаживались взад-вперед. Ветер гонял обертки и целлофановые пакеты. Поодаль торговцы сбивались в группки и опасливо перешептывались, пряча за спины похудевшие баулы. У меня захолонуло внутри. Горячий чай расплескался прямо на пальцы.

– Что случилось?! – выпалила я, подбежав к людям с клетчатыми сумками.

Они настороженно замолчали.

– Мой муж здесь торговал… – Мне не хватило воздуха, я запнулась.

– Менты всех замели, – долговязый парень в джинсовой рубахе ткнул тощим длинным с нечищеным ногтем пальцем в сторону, – подогнали автобусы. В пять минут полные набили. Еле успел смотаться… – Он радостно улыбнулся собственной прыти, но, увидев выражение моего лица, поспешно добавил: – Да не боись! Отпустят. Ну, потеряет полдня, штраф возьмут, барахло могут отнять, суки… А бить не будут. Здесь не бьют. Вот раз на Черкизоне…

Я не дослушала про Черкизон. Ноги стали ватными. Отошла в сторону, села прямо на тротуарный бордюр, съела пирожки, выпила остатки чая, бросила стаканчики в кусты. Поднялась, превозмогая холодную дрожь в коленях, побрела к метро. Что еще оставалось?

Вагон был полупустым. Забилась в угол, хотелось плакать, но слез не было. Какой-то парень таращился на меня и глупо улыбался. Я закрыла глаза, чтобы не видеть его заинтересованного взгляда и дебиловатой улыбки. Неожиданно мне захотелось выпить чего-нибудь крепкого, чтобы расслабиться и заглушить сосущее беспокойство.

На выходе из метро солнце светило с лицемерной ласковостью, которую я тотчас возненавидела. Я ненавидела все в этот чудный июньский день, и больше всего – себя. Зачем настояла на торговле в чертовом недозволенном месте? Где теперь Сережка, что с ним? Вдруг его бьют?! Дурацкий серый «бумер» полз возле меня по дороге и натужно сигналил. Очередной кретин, самоутверждающийся с помощью крутой тачки. Что ему, мало настоящих шлюх, согласных за бабки вывернуться наизнанку? Кто-то окликнул меня по имени. Я притормозила. Проклятое солнце слепило глаза, и я не сразу узнала парня, вылезавшего из джипа. А когда узнала, мысленно чертыхнулась. Колька Кузьмин, Кузя, мой бывший одноклассник. Повзрослел, заматерел, раздался вширь. Золотой ошейник с крестом, черная футболка, спортивные штаны – стандартный бандитский прикид. Ноу комментс… Встреча не вызвала во мне ни радости, ни волнения, только усталую досаду. Он стоял передо мной, разглядывал меня с неподдельным жадным интересом, как ребенок разглядывает игрушку, которую видел когда-то на витрине магазина, новенькую, чистую, блестящую – а сейчас обнаружил в руках чужого мальчика, подержанную, перепачканную, потертую, но все-таки желанную… Я знала, что он оценивает мои старые вытертые джинсы, дешевую футболку, раздолбанные кроссовки. Всю меня, невыспавшуюся, посеревшую, измученную тревогой за мужа и желающую одного – скорее оказаться дома, чтобы выплакаться и напиться.

– Привет, – обронила я в надежде, что Кузьмин посторонится, позволит мне пройти, залезет в пыльный «бумер», и мы оба через секунду забудем о мимолетном свидании.

Не тут-то было.

– Куда спешишь?

– Домой, – сухо ответила я. – К ребенку.

Кузины глаза округлились, в них мелькнуло изумление. Плохо работает разведка.

– У тебя ребенок? – тупо уточнил он.

– А что тебя удивляет? – Я знала, что отвечать вопросом на вопрос дурной тон, но мне было не до политесов.

– А муж есть?

– И муж есть. А что, – съязвила я, – по-твоему, на мне нельзя жениться?

– Нет, но… – замялся Кузьмин.

– Ну, пока. – Я предприняла очередную попытку отправиться восвояси, но бывший одноклассник бесцеремонно удержал меня за локоть.

– Садись, подвезу.

– Вообще-то я почти пришла.

– Значит, здесь живешь? Где раньше?

– Да.

– Чем занимаешься?

– Учусь в институте. – Я не стала распространяться про торговлю.

– Значит, замуж вышла… А я-то думал, почему ты мне тогда не ответила… – Кузьмин нехорошо ухмыльнулся. – Видишь, освободился досрочно. Теперь у меня все в ажуре.

– Коль, – сказала я, собрав остатки терпения, – я очень за тебя рада, но сейчас тороплюсь. Извини. В другой раз поболтаем.

Казалось, он меня не слышал. И мне на миг сделалось не по себе от пристального сумрачного взгляда.

– И чем же занимается твой муж?

– Он научный работник.

– Ученый… – Его губы покривились в злой пренебрежительной усмешке. – Небось получает три копейки? Кому сейчас нужно ваше хваленое высшее образование?

– Не твое дело! – сорвалась я. – Сколько ни есть, все наши, у тебя взаймы не попрошу.

– Да ты посмотри на себя! – выдохнул Кузьмин, приблизив свое лицо к моему так близко, что я ощутила запах сигарет, смешанный с противно-приторным одеколоном. – В кого превратилась?! Ты же была принцесса! Королева! А сейчас? Моль бледная! Я на тебя молиться был готов! Я и сейчас готов… – Он задышал тяжело, точно бежал в гору. – Брось своего неудачника мужа. Возьми ребенка, и поедем. У тебя будет все, что захочешь: квартира, машина, бабки… Махнем на Канары…