Мария глазам не поверила: украшение мгновенно начало растворяться, словно впитывалось в кожу.

Магия.

Рен надел браслет и себе.

Откладывать вопрос не было смысла. Ожидание боли страшнее, чем боль.

- Что они хотят со мной сделать?

Негромкий голос словно вбил каждое слово молотком в мозг.

- Что и делают аллирийцы. Заточить твой дух в энергетическую колбу и поставить колбу на полку в секретной темнице среди сотен других колб. Чуть позже, чем сегодня. Королева ещё надеется насладиться твоим унижением. Сломить принцессу ноа - это не то, что обычную девушку.

Марию ледяной пот прошиб. Страшная, не подвластная пониманию, нечеловеческая жестокость, когда на части раздирали даже не тело, а саму душу оставляли в стылой неприступной ловушке, поражала.

Рен резко склонился к ней, и Мария выставила руку, точно слабый заслон.

Ужасное предчувствие сковало горло:

- Ты... Как ты мог войти в доверие к Королеве, если сам ноа?? Все ложь... Ты рассказал мне, чтобы уничтожить...

Рен мягко отвел её руку.

- Я не ноа, я из проклятого клана Мстителей, малыш. Любая Королева мечтает поставить нас себе на службу. Да, раньше ты была очень крута, и я сам пришёл к тебе. Пришёл и влип навсегда.

Он усмехнулся и больше не сказал ни слова.  Сел на постель и вперился настолько тяжёлым взглядом, что Марии пришлось съесть и выпить всё, что стояло на столике. Она знала: этот мужчина умел служить, но отказы не принимал.

Ела машинально, не чувствуя вкуса. Голод притупился от острых переживаний, зато вопросы терзали душу. Это Рен уничтожал всех ее парней? Тихо, бесшумно, как призрачный морок. Или быстро и безжалостно, как шальная пуля?

У Марии были парни. Были отношения. Блеклые. Какие-то не такие, пустые. Мужчин будто ветром срывало, стоило дойти до чего-то серьезного.

И ни одного проклятого исключения. Она считала жалкой неудачницей себя, проклятой за какие-то неведомые грехи. Плакала, рыдала на кухне до дурноты, когда очередные отношения заканчивались. Извивалась от боли, точно муха с оторванными крыльями, одинокими ночами.

А все он, Рен? Не мог позволить другим касаться ее? Изводил их тихо, жестоко пугал? Рассказывал грубые небылицы или просто стоял мрачной тенью за ее спиной, и этого хватало? Как давно он следил за ней?

Мария украдкой смотрела в зеленые омуты и обжигалась, отводила взгляд, читая приговор. Рен не отпустит. Убьет за нее, выкрадет, найдет в другой жизни, сотрет память или вернет, пойдет на любое преступление, но не отпустит.

А она пока не помнила ничего. Знать еще не значило помнить.

Знать не значило ненавидеть. За все слезы, за сорванный голос, за боль, дробящую кости. Что он чувствовал, когда Истинная была с мужчинами? Ненавидел ли ее за то, что пусть недолго принадлежала им?

Аллирия оказалась не просто другим миром, а местом, где все жило иными понятиями, на запредельных скоростях.

Страсть, ненависть, смерть и любовь?

Право на любовь нужно было завоевать.

Выбраться из страшной ловушки, где она мешала целой стране одним своим существованием. Где у какой-то королевы скулы сводило от боли, что Мария смеялась, что была счастлива.

Что ж, этой королеве, наверняка высокомерной гадине, она проигрывать не собиралась.

Когда с едой было покончено, нашла силы взглянуть прямо в опасные для самообладания глаза Рена:

- Какой у нас план?

Мария ждала чего угодно, но не этого. Не шока, когда погружаешься в обжигающе ледяную воду с головой. Не голодной всепоглощающей жажды, что увидела в зелёных глазах.

Глазах Рена. Незнакомца. Ее незнакомца. Только ее.

Отъявленное сумасшествие. Безумие, сносящее преграды, как взбесившаяся несущаяся с адским грохотом лавина.

Дикое биение его сердца под несмелой рукой. Жар, сжигающий даже сквозь одежду.

Пьяное слепое счастье, пляшущее на битом стекле обреченности, и к демонам предрассудки!

Мария подалась навстречу, судорожно схватила Рена за плечи, вцепилась в его воротник, как в последнее спасение в море штормящей страсти.

Ее всю трясло, выгнулась, раскинувшись. Пульс рвал вены, стучал в ушах.

Сарафан задрался к поясу, мужские бедра прижимались тесно между её ног.

У них не было времени на ласки, не осталось проклятого времени даже вздохнуть, терзая губы друг друга с остервенелой жаждой, с дикой тоской после вековой разлуки.

Осталось лишь целоваться грубо и отчаянно, как в бреду, глядя в затуманенно-темные глаза, пытаясь нащупать молнию брюк. Чувствовать его руки, беспощадно сминающие бедра. Ласкающие с затаенной, почти запрещенной нежностью.

Содрогаться от наслаждения любить на самой грани небытия. Миг, еще миг, и за ней придут. Придут ее убивать.

Глухой стон, выпитый его губами. Всхлип.

Тёмные волосы Рена растрепались, пара мокрых прядей упала на лоб. Его трясло, и ее трясло, как в лихорадке, трясло от желания здесь и сейчас взять все, отдать...

- Рия...

Страстный охрипший голос. Безумный, взгляд, полный животной одержимости.

Одержимости ей, Марией.

Рамки взорвались. Сломались, смялись, разлетелись на миллионы осколков.

Осталась лишь одно желание, одна мысль. Пульсирующая в венах вместо крови - остаться с ним, сгореть в адском пламени, отдаться целиком.

Позволила сдвинуть трусики.

Ощущала его пальцы, неистово терзающие ее плоть на грани боли, сладкой боли, от которой по телу мурашки и электрические импульсы.

Прижалась, терлась, была полностью его. Только его. Выгибаясь, поддаваясь. Вминаясь.

Сорвалась. Отчаянно сорвалась в обжигающее море преступного блаженства, где были лишь пальцы и губы Рена, его бесконечные поцелуи и дерзкие сносящие разум движения.

Хрипела, позволяя... всё.

Мало. Хотелось больше. По-настоящему. Глубже. Не только пальцы, до судорог по всему телу, и если что-то сломается или разобьется — пусть.

Как остановиться, когда больно дышать друг без друга? Когда сердце ухает в безумной петле русских горок и тотчас взмывает вверх, а тело вдавлено перегрузкой, распято сладкой тяжестью?

Когда только разрубить, выдрать с мясом, остановить несущийся поезд на полном ходу.

Когда боль от невыносимой жажды скручивает живот, а руки дрожат.

Не поверила, услышав.

- Не здесь... Рия, не здесь...

Рен  резко отстранился, и Марии страшно было увидеть слепящую муку, исказившую его идеальное лицо. Удовлетворив ее, пусть немного, сам остался голодным...