вылечиться, а о том, что будет позже, не задумывались. Эмоции злости и страха затуманили их мышление, и они более оптимистично воспринимали положительный эффект от лечения и проигнорировали негативные последствия. А когда в конце исследования участников попросили еще раз пересказать сценарий, представители первой группы просто не могли точно вспомнить, что там говорилось о риске нежелательных побочных явлений.

Представьте подобную ситуацию в кабинете врача. Может, вас что‐то разозлило по пути в больницу или напугали слова врача. И когда дело дошло до вопроса, соглашаться на лечение или нет, вы сразу соглашаетесь, игнорируя информацию о побочных эффектах. Это не в ваших интересах и не в интересах врача, поэтому, если время позволяет, врач отправит вас домой подумать.

Кстати, более ранние исследования, напротив, обнаружили, что, находясь в подавленном состоянии, пациенты склонны рассматривать лечение как приносящее мало пользы, но сопряженное с высоким риском. Тогда как пациенты в хорошем настроении более оптимистично оценивают пользу лечения, нежели риски. Наверное, так же как и покупатели более оптимистично оценивают пользу от покупки, нежели риск для личного бюджета, в больших торговых центрах, где всегда играет приятная музыка, светло, много ярких витрин и красочных плакатов, а если обратить внимание, можно почувствовать еле заметный приятный аромат. Поднимая нам настроение, магазины надеются, что мы с большей охотой будем делать покупки и позволим себе несколько незапланированных трат. Это подтверждают результаты одного исследования, проведенного на факультете психологии Аризонского университета [19]. Грустные участники чаще отказывались от неразумных, по их мнению, трат, и в этот момент активизировались определенные участки мозга, связанные с неприятными ощущениями (передний островок) и отсутствием удовольствия (вентральное полосатое тело). В этом случае можно сказать, что чувство грусти защищало участников от перемен и новой информации. Точно так же тревожные люди не в состоянии следить за новыми фактами по мере их поступления и поэтому сопротивляются обновлению своих представлений о том, что является правдой [20].

В любом случае, если решения принимаются в состоянии сильных эмоций, они могут быть необъективны и не соотноситься с вашими долгосрочными целями и видением. Поэтому всегда хорошо дать себе время успокоиться и подумать, посоветоваться с другими, объективно взвесить пользу и риски, о которых подробнее поговорим в главах 7 и 8.

Практические рекомендации

Когда речь идет о принятии важных решений в отношении вашего здоровья или здоровья близких, рассмотрите следующие рекомендации:

• Если вами обуревают эмоции – вы взволнованы, напуганы или растеряны, – спросите у специалиста, можно ли взять время подумать. Возможно, это лишь 15 минут, чтобы выйти на свежий воздух, или пройтись во дворе, или позвонить близким.

• Если у вас сложились доверительные отношения с врачом, поделитесь с ним чувствами, опишите состояние и попросите поддержки. Это не значит, что вы хотите переложить ответственность за выбор на врача, это даст возможность врачу лучше понять ситуацию и предложить вам дополнительные варианты.

• Спросите у врача, можно ли прийти на прием с кем‐то из близких, которые помогут вам удостовериться, что вы правильно поняли сказанное и не упустили что‐то важное.

§ 3. Ошибка выживших

3.1 История Гордона Гайята

Когда я училась в начальной школе, мама купила мне толковый словарь Ожегова. С золотым тиснением и тканевым темно-бордовым переплетом. Это была самая внушительная книга в нашей домашней библиотеке, и ее функция была не менее внушительная, чем вид: словарь хранил в себе точные, как скальпель хирурга, значения слов. Я всегда удивлялась, как одна яркая и точная фраза или одно слово может вместить огромную идею и представить ее миру в простом для понимания виде. И даже произвести революцию.

О революции в медицинской системе мечтал молодой врач Гордон Гайят, когда с 60 другими врачами и студентами-медиками в 1979 году организовал Группу медицинского реформирования в Канаде. Активисты боролись за качественную и доступную для всех медицинскую помощь, которая прежде всего будет удовлетворять нужды населения, а не чиновников и государственных программ, и медицинские работники смогут влиять на распределение государственных средств – поистине революционные заявления не только для того времени. Однако революцию Гордон произвел не в политике, а в образовании врачей. И помогла ему цепочка удивительных совпадений.

Гордон родился и вырос в маленьком индустриальном городке Гамильтон, расположенном недалеко от канадско-американской границы. В Канаду отцовские предки Гордона приплыли из Англии в начале XIX века, когда город можно было еще назвать деревушкой. Дед был врачом и протестантским священником, отец – юристом, мама – еврейкой из Чехии, выжившей в концентрационном лагере, где погибла ее семья, и эмигрировавшей в Канаду сразу после окончания Второй мировой войны [21].

Кроме строжайшей протестантской дисциплины от отца Гордону передалась любовь к языку. Отец Гордона был страстным почитателем английского и ценил точно подобранное слово. Его словарь наверняка не пылился на полке, где провела свою жизнь моя сокровищница слов и их значений. Поэтому Гордон поступил в университет на курс английского языка, литературы и психологии, где начал писать первый роман. Стать писателем, однако, ему не было суждено.

Уже после второго курса университета Гордон увлекся медициной и решил стать врачом. Но в школьном аттестате Гордона не было курсов биологии или естественных наук, обязательных для поступления на медицинский факультет. Он уже подумывал взять вечерние уроки, когда узнал, что есть в Канаде университет, который мог бы его принять, – Университет Макмастера. И находился этот единственный университет по счастливой случайности в родном городке Гордона – Гамильтоне! А еще это один из лучших медицинских университетов не только в Канаде, но и в мире.

Основателем и заведующим кафедрой был один из трех «отцов» современной клинической эпидемиологии – Дэвид Сакетт (два других – Арчи Кокран из Великобритании и Альван Файнштейн из США). Статистика и эпидемиология преподавались наравне с клиническими дисциплинами, студенты могли формировать программу обучения и применять результаты научных исследований прямо у постели больного. Отличное место для тех, кто хотел изменить медицинскую систему.

И Гордону повезло не только учиться под руководством Сакетта, но и впоследствии заниматься научно-исследовательской деятельностью. Наука изначально не входила в его планы, но по воле счастливого случая (снова!) стала его основной деятельностью. «Как только я там оказался, наука глубоко меня заинтересовала, – вспоминает он. – По мере работы я понял, что мне это не только нравится, но и (конечно, эти две вещи идут вместе) у меня действительно получается».

В 1990 году Гордон Гайят, уже будучи профессором, стал деканом резидентуры по внутренней медицине. К новой должности