родина, ведь он тут не родился и не вырос. Он хотел уговорить меня уйти вместе с ним и жить в Ланг Ксанге – по-настоящему родном ему городе. Там, говорил он, его поистине уважали, и он обещал обеспечить мне жизнь, которую я заслуживала, – жизнь жены богатого и могущественного человека.

Эти слова могли бы увлечь тех, кто столь же страстно, как он, стремился к успеху, но не меня. И я спросила, как может бросать меня после всего, что мы прожили вместе. А он ответил, что не бросает меня и что его ждет важная миссия, и когда он выполнит ее, то вернется ко мне. Он дал мне слово.

Тем утром он ушел из хижины.

– Жди меня здесь, – сказал он на прощанье. – В безопасности.

Никто не знал, что он жил в малюсенькой хижине. Всякий раз, уходя из дома, он обязательно удостоверялся, что никто не может за ним проследить, – так он знал наверняка, что никто до меня не доберется.

– Жди меня здесь, ясно? – повторил он и пообещал: – Я вернусь.

Война за независимость, о которой он мне рассказал – вам скоро о ней расскажут на уроках тайской истории, – получила известность под названием восстание Анувонга. Король Анувонг привел свою постоянно разраставшуюся армию в Сиам, рекрутируя по пути подданных лао; и впрямь большинство тех, кто вступил в его армию, были лаосские изгнанники. Король Анувонг выступил с заявлением, адресованным всем провинциям королевства, сказав, что лаосская армия направляется оказать помощь Сиаму в его войне против британцев. Он продолжал собирать под свои знамена воинов, припасы и оружие, пока они не пришли в Накхон Ратчасиму. Там было объявлено, что Сиам успешно достиг соглашения с британцами по вопросу заключения торгового договора, тогда же король Анувонг собирался отправить своих солдат в Сарабури, чтоб набрать там больше людей. Но вместо этого король Анувонг решил вернуться во Вьентьян.

Вскоре после этого сиамский король узнал о попытке восстания и был весьма опечален. Он поддерживал дружеские отношения с королем Анувонгом в Бангкоке и теперь счел себя преданным: ведь он был настолько добр к нему, что позволил вновь провозгласить лаосского короля правителем Лансанга, но тот отплатил мятежом на его душевную щедрость. И сиамский король приказал своей армии атаковать любую провинцию, где находились войска лао. Сиамцы разгромили армию короля Анувонга, а потом вторглись в Лансанг и разрушили столицу. Будучи вне себя от гнева, сиамский король приказал своим людям все сжигать дотла, дабы вычеркнуть королевство из истории; и согласно его повелению, городские стены и городские храмы были сожжены и превращены в пепел. Таков был конец Вьентьяна. Король Анувонг бежал во Вьетнам, но вскоре был пленен и казнен вместе со своей семьей в Бангкоке.

Лаосский король умер, и вполне вероятно, что мой возлюбленный умер вместе с ним. Но в то время я ничего об этом не знала. Я рассказываю вам, дети, эту повесть, судя о фактах задним числом, чтобы вы сумели восстановить последовательность событий, чего я сделать не могла. А теперь давайте вернемся в тот далекий день – день, когда он ушел из нашей хижины.

Я не глупая и не наивная, но, оглядываясь сейчас назад, могу сказать, что, похоже, именно так я себя и вела – наивно и глупо. Он велел мне ждать его, и я ждала. Прошла одна ночь, потом еще три, и прошло еще много ночей, а он все не возвращался. Я не знала прежде, каково это – по-настоящему любить кого-то, не знала и сколь ценным может быть обещание. Я пестовала в себе эти ощущения, покуда, неожиданно для самой себя, они не проросли в нечто, что я волей-неволей была вынуждена бережно лелеять в душе. Любовь и Обещание постепенно обрели форму и отвердели в моем чреве, отяжелев, как камень. Каждый вечер я сидела у входа в хижину, дожидаясь его возвращения, и мой взгляд скользил по течению реки Пасак к валунам, торчавшим над поверхностью воды. У меня было такое чувство, будто один из этих валунов рос внутри меня все эти ночи моего ожидания.

Но я не была просто наивной и глупой. Я ощущала такое неистовое беспокойство, как никогда раньше. Я выла по ночам вместе с дикими зверями, мечась между разочарованием и яростью, между печалью и отчаяньем. Мне нужно было как-то давать выход своим эмоциям; а иначе они бы задушили меня. Мой плач рассекал стремительно менявшийся мир вокруг меня. Мертвые тела проплывали по реке Пасак почти ежедневно. За пределами моей уединенной жизни в джунглях, должно быть, свирепствовала какая-то эпидемия или война. Мертвые тела сбрасывали в реку, где их ждала печальная судьба: десятки стервятников парили в небесной выси и ждали удобной возможности камнем спикировать вниз и растерзать кожу, выклевать плоть и внутренности. Это было ужасное зрелище.

Место моего обитания становилось все враждебнее, но мое тело слишком отяжелело от бремени, чтобы я могла уйти куда-то еще. Но даже если бы и могла, я бы не покинула хижину, ведь он ведь обещал мне вернуться и велел его ждать. Это обещание связывало нас и привязывало меня к нашему дому, а наша любовь вызревала до той самой ночи, когда я родила наше дитя.

Девочку. Она была такая крошечная, что могла уместиться в моих ладонях. Он вышла из меня, недвижная, как смерть; не шевелящаяся и молчащая. Я не знала, что делать.

Я прижала ее к себе. Я пыталась нежно встряхнуть ее, чтобы разбудить, отерла слизь с ее глаз, носа и ротика. У меня болело все тело, опыт деторождения выжал из меня все мои жизненные соки. «Она еще не проснулась, но может проснуться завтра», – подумала я. Измученная, я уснула с недвижным младенцем на руках.

Кэнг Кхой

Я проснулась от болезненного рывка, словно кто-то тащил меня. Было уже светло, солнце висело прямо над головой. Я сонно поднялась и сразу ощутила, что у меня в руках нет младенца. Куда же она делась? Тут меня вновь пронзила острая боль, после чего я поняла: эту боль причиняет пуповина, все еще связывающая наши тела. Пуповина тянулась до самой кромки воды, где я заметила стервятника, пытавшегося разорвать ее клювом.

Их была целая стая, и они расклевывали и ели что-то внизу. Я увидела на другом конце пуповины свое дитя и закричала в голос. Эти стервятники похитили мою девочку и теперь пожирали ее, точно она была куском мяса. Обезумев, я бросилась к ней, размахивая руками в тщетной попытке отогнать от нее омерзительных птиц. Поначалу они отказались