— Не хотел бы будить тяжелые воспоминания, — сказал Рино, когда они сели поговорить на кухне. Женщина разлила кофе из большого кофейника, а потом устроилась напротив следователя и приготовилась слушать. — Но вчера в Будё похитили девочку. — Он безуспешно попытался поймать взгляд собеседницы. — Из-за этого мы обратили внимание на два дела из прошлого о похищении детей, в частности на исчезновение вашей дочери. В этой связи всплыло имя Ярле Утне.

Эмилия Санде сжала ладони, и Рино подумал, что в тот день, когда пропала ее дочь, она была в том же самом платье с такой же прической и в таком же отчаянье. Время ее не излечило.

— Какое-то время его считали единственным подозреваемым, но потом он исчез и так и не вернулся.

Она все так же нервно сжимала ладони.

— Никто не видел его с осени 1986 года. — Рино отхлебнул крепкий вкусный кофе. — Тогда мы не знали одного факта, который, несомненно, укрепил бы подозрения. Ведь Ярле Утне был у вас тем летом… всего за несколько месяцев до исчезновения вашей дочери.

Женщина сидела неподвижно, но он все-таки уловил нарастающее в ней волнение.

— Он ведь чинил вам крышу, не так ли?

Эмилия Санде посмотрела в окно. Рино подумал, что ей чуть за шестьдесят, то есть матерью она стала довольно поздно.

— Я увидела объявление в «Лофотенпостен». — Она открыла окно и едва заметными движениями руки, словно тяжело ей дававшимися, выгнала из кухни муху. — Он стоил дешевле, чем плотники в Кабельвоге или Свольвере.

— Сколько он здесь пробыл?

— Несколько дней.

— Где он жил?

Она пожала плечами, дрожащими руками поднося к губам чашку с кофе.

— У него было несколько заказов в этом районе. Он сказал, что починит крышу за два дня, но в итоге потратил три.

— За год до того, как он был здесь… — Рино заерзал, понимая, что сейчас насыплет соли в незажившую рану. — Его осудили за нападение на маленькую девочку.

Он заметил, что взгляд его собеседницы окаменел. Дрожь усилилась.

— Я не понимаю, зачем вы рассказываете мне все это через столько лет.

— Вчерашнее похищение. Мы видим сходство.

Она была искренне удивлена.

— Возможно, это лишь случайное совпадение, но нужно все проверить.

Яснее картина не стала.

— Да, конечно, вероятность взаимосвязи очень мала, мы это понимаем, но необходимо заглянуть под каждый камень.

— Я не понимаю…

— Как я уже говорил, его подозревали в тот раз. В свете того, что мы узнали, эти подозрения отнюдь не беспочвенны. — Рино снова отхлебнул кофе. — Возможно, Утне мертв уже больше четверти века, но, возможно, и нет.

Эмилия Санде уставилась на поверхность стола.

— Вы знали о том, что он был в числе подозреваемых?

Она покачала головой.

— Следовательно, вы не знали, за что он был осужден?

Когда она снова покачала головой, ее левая щека едва заметно задрожала.

— Я понимаю, вам больно об этом говорить, но все же попрошу вспомнить… не замечали ли вы в его поведении чего-то такого, что показалось вам странным?

На подоконнике снова послышалось жужжание, Эмилия вздрогнула, лихорадочный взгляд заметался по комнате, пока наконец не остановился на маленькой черно-синей точке у окна.

— Нееет…

— Может быть, он был как-то необычно внимателен к вашей дочери?

Она замотала головой, очень быстро, настойчиво, словно для того, чтобы помешать ему продолжить свои размышления.

— Хотите посмотреть ее комнату? — вдруг спросила она.

Эмилия встала, не дожидаясь ответа, Рино поднялся вслед за ней на второй этаж, где было до тошноты душно. Она открыла одну из дверей и пригласила его войти. На то, чтобы хоть немного залечить свою душевную рану, у Эмилии Санде было около трех десятилетий, но комната девочки по-прежнему свидетельствовала о болезненной тоске. Кровать по размеру едва превышала кукольную, на ней лежало красное покрывало с клубничками. На столе и комоде стояли куклы и мягкие игрушки, расставленные так, как это сделал бы ребенок.

— Здесь все так же… как в тот день?

Она медленно подошла к кровати и провела рукой по покрывалу.

— Я хотела, чтобы все оставалось так же… вдруг она вернется. — Голос звучал высоко и резко. — А когда поняла, что этого не произойдет… то подумала, что если все выброшу, то выброшу и ее из моей жизни, из моего сердца. — Эмилия обернулась к Рино. — А я никогда этого не сделаю.

— Тот мужчина, который ремонтировал вашу крышу…

— Кроме нее у меня никого не было, — умоляющим голосом продолжила она, — и даже ее фотографий у меня не осталось.

Теперь понятно, почему в архиве такая плохая фотография.

— Мне очень жаль.

— Сара была очень доброй девочкой. Особенно с насекомыми.

— Я…

— Она спасала мух, освобождала их из паутины.

— Он разговаривал с ней? Может быть, пытался подружиться? — Рино изо всех сил пытался перевести разговор на Ярле Утне.

Эмилия Санде сложила ладони домиком.

— Вот так, — прозвучал тонкий голос, — маленькие детские ручки защищали мух.

— Я понимаю, вам очень тяжело.

— Такие маленькие…

Рино понял, что он ничего не добьется.

— Ее забрали у меня. — Тело затряслось, на глазах выступили слезы. Глубокие морщины и сутулость были яркими проявлениями многолетних душевных страданий. Больше половины жизни она носила на душе огромный камень боли.

— О той девочке, которую похитили вчера. Я приехал сюда, надеясь, что вы поможете мне получить информацию, благодаря которой мы ее найдем.

Она замерла.

— Вы обязаны ее найти!

— Мы делаем все возможное.

— Вы должны вернуть девочку домой. — Эмилия повернулась к кроватке и всхлипнула. Она плакала как ребенок, выплескивая боль и тоску. В знак утешения Рино положил руку ей на плечо, но она отпрянула, словно прикосновение было неприятно.

— Я просто хотела показать вам ее комнату, но, видимо, для меня это оказалось слишком тяжело. — Она вытерла слезы.

— Простите меня.

Когда Эмилия закрывала дверь, Рино заметил разницу в цвете обоев на стене. Более светлое пятно в виде креста.

Она проводила следователя во двор, и Рино попытался представить себе человека, который крыл здесь крышу. Ему понадобился лишний день. Может быть, потому что он никак не мог сосредоточиться.

— Ярле Утне… — еще раз начал следователь. — Вы видели его после того, как ремонт крыши закончился?

Эмилия Санде рассеянно смотрела на горы на западе, словно Ярле Утне в свое время направился в сторону острова Вествогёй.

— Если что-нибудь вспомните… как я сказал, девочка пропала около суток назад.

Женщина поежилась. Вряд ли это было вызвано легким ветерком, пусть и немного прохладным.

— Он кое-что украл, — неожиданно сказала она.

— Утне?

Она кивнула.

— И что же?

Быстрыми шагами она направилась к сараю, обошла въезд и показала на траву.

— Вот здесь у меня лежал плуг.

— Плуг?

— Да, ручной плуг — для того, чтобы картошку сажать.

— И Утне его забрал?

— Наверное, он. Плуг пропал после того, как он уехал.

Рино не понимал, почему она об этом сказала. Она потеряла самую главную драгоценность в ее жизни, но тем не менее посчитала важным рассказать о краже инструмента.

— После этого мне приходится вскапывать грядки вручную.

Рино по-прежнему не хотелось исключать Ярле Утне из числа подозреваемых, но визит к Эмилии Санде все сильнее казался выстрелом в молоко.

— У меня уходит в два раза больше времени. По меньшей мере… — Она печально посмотрела на землю.

— Если вы еще что-нибудь вспомните… — Рино протянул Эмилии визитку и предпринял последнюю попытку: — Он общался с Сарой?

Она снова подняла взгляд к горам. Он увидел, что ее глаза остекленели.

— Может быть, что-то вызывает у вас неприятное ощущение, когда вы вспоминаете о его пребывании здесь?

Беззвучные слезы потекли по морщинистым щекам. Прочистив горло, она направилась к стене сарая.

— Я понимаю, вам очень тяжело вспоминать об этом, мне очень жаль, но я действительно считаю, что это имеет значение для дела, над которым я сейчас работаю.

Он услышал, как она что-то пробурчала.

— Что вы сказали?

— Они приближаются.

— Кто приближается?

Она уставилась на большую паутину