и возвращает хозяину прежнее, с зияющей раной на шее и кровью, хлещущей из рассеченной артерии. Зрители ахают – одни от ужаса, другие от восторга.

Антону не до их реакции, он уже убегает, но ищет взглядом ближайшую камеру видеонаблюдения, а когда находит, стучит пальцем по своему браслету игрока. Пусть знают, что это его работа, – на случай, если на телеканалах без вспышки перескока не сообразят, что к чему. Он хочет, чтобы этот килл приписали ему.

Хочет, чтобы дворец затрепетал.

* * *

Август идет на звуки телевизора, работающего у него в кабинете. И лишь ненадолго притормаживает, чтобы отряхнуть обувь, но даже после этого продолжает оставлять грязные отпечатки на сияющих мраморных плитах. Все равно дворцовая прислуга каждый день заново полирует полы. К завтрашнему дню вся грязь исчезнет бесследно.

Окно в его кабинете открыто. Когда он входит со щеками, раскрасневшимися от усилий, прохладный восточный ветер с далекого морского побережья воспринимается им как полная неожиданность.

Август берет с полки повязку для глаз.

– Спишь на работе?

Галипэй вздрагивает, резко выпрямляется на стуле. Рядом с ним сидит Август – вернее, его родное тело: светловолосая голова поникла, корона сбилась набок, будто он просто задремал.

– Я думал, что услышу, как кто-то приближается, – бормочет Галипэй и встает, – если, конечно, это не ты со своей призрачной поступью.

– А меня ты слышал?

Галипэй снова вздрагивает и мгновенно принимает боевую стойку – еще до того, как из-за угла появляется задавшая последний вопрос Лэйда. Она спускает дыхательную маску с подбородка, так что двое мужчин в кабинете видят по ее сжатым в тонкую ниточку губам, что она совершенно не в восторге.

– Я уже склоняюсь к мысли, что ты держишь при себе одного из худших Вэйсаньна, – говорит она Августу.

– И я, пожалуй, соглашусь, – отзывается Август.

– Позвольте! – возмущается Галипэй.

Его не слушают. Август надевает повязку на лоб, завязывая не слишком туго, чтобы она упала на глаза чужого тела сразу после того, как он бросит последний взгляд, необходимый, чтобы вызвать перескок. Когда он открывает глаза в собственном теле, Галипэй уже тянется к только что покинутому и стремительным захватом шеи отправляет его в нокаут прежде, чем его хозяин успевает толком прийти в себя. Потом быстро закидывает тело на плечо и уносит прочь из кабинета и из дворца, не дожидаясь приказаний.

– Что-то случилось? – спрашивает Август, оставшись с Лэйдой наедине. Он встает со своего места, разминает затекшие и онемевшие конечности родного тела. Теперь на нем чистая обувь, отполированная до блеска, без единой пылинки. Слушая эхо своих шагов, он медленно обходит круг по кабинету, ведет пальцем по письменному столу и книжным полкам. Здесь, в самой высокой башне замка, просторно, даже более чем.

– Мы собрали все потери. – Лэйда сует руки в карманы, шурша черным нейлоновым плащом. В темное она одевается, как и остальные стражники и гвардейцы, чтобы не выделяться в Сань-Эре, но, вопреки самой идее одежды как маскировки, Лэйда Милю носит вокруг темно-синих глаз темно-синюю подводку с блеском независимо от того, в каком находится теле. Когда им было шестнадцать лет, Август чуть не стал жертвой ее экспериментов: заметив в его глазах темно-синий ободок, Лэйда захотела выяснить, подчеркнет ли его оттенок переливчатая подводка.

С тех пор как в прошлом году скончалась ее мать и ее саму повысили, у Лэйды уже нет времени на глупости, как раньше, когда она хитростью добивалась, чтобы Август накрасил глаза. Нет на это времени и у Августа – впрочем, у него никогда и не было. Просто благодаря притягательности Лэйде не составляет труда добиться чего угодно от товарища по учебе, пусть он даже сам кронпринц Саня. Ей всего двадцать один год, как и Августу, но если знать расхожую у ее сверстников шутку о том, что Лэйда Милю с момента появления из материнского чрева раздает приказы, ясно, что дворцовая стража подчиняется ей беспрекословно, не дожидаясь ни малейшего проявления недовольства. Другие подразделения за пределами Сань-Эра возглавляют генералы, медлительные вооруженные силы рассеяны по всему Талиню с целью поддержания мира. А улицы и строения Сань-Эра не подходят для крупных формирований и боевых построений. В такой обстановке требуется быстро соображать и не стесняться нечестной игры, а Лэйде этих умений не занимать. Дворцовые стража и гвардия полностью подчинены ей, разбиты на небольшие отряды, и благодаря их донесениям она получает полное представление обо всем, что творится в городах-близнецах Сань и Эр.

А они отнюдь не процветают. Но в этом Лэйда виновата в меньшей степени, чем всемогущая бездарность, восседающая на троне.

– Ты слышал отчет, который мы опубликовали? С полуночи – двадцать три убитых.

Август садится на край письменного стола, упираясь в него руками. Галипэй возвращается, но вместо того, чтобы пройти в кабинет, мнется в круглой арке у порога, ковыряя завитки резьбы, которой она украшена.

– Ты выразилась таким тоном, будто мы дали ложную информацию, – напрямик заявляет Август. – Это так?

– Нет, – отвечает Лэйда. – Выбывших действительно двадцать три. – Она делает паузу. – Но если ты обратил внимание на цифры, которые называли в выпусках новостей, то лишь двадцать один случай был приписан игрокам. Думаешь, кто-нибудь заметит расхождение?

– Остальные вышли из игры добровольно? – спрашивает с порога Галипэй.

Лэйда сует руку во внутренний карман плаща. Достает пачку фотографий, и хотя предположение высказал Галипэй, она не удостаивает его ни единым взглядом, продолжая обращаться только к Августу:

– Можно, конечно, надеяться, что так подумает и весь Сань-Эр, но мы нашли тела этих двоих. Смерть обоих ни на одну камеру не попала. От болезни яису.

Август хмурится. Жестом просит дать ему снимки. Болезнь яису. По большому счету, перескоки все-таки опасны. Потерпи слишком много неудач в попытках вторгнуться в чужое тело – и твое собственное начнет выгорать изнутри, не в силах справиться с напряжением многократных выходов и входов каждый раз, когда тебя вышвыривают назад. Давно Август не слышал о таких случаях. После Отты – ни разу. Наверняка известны и другие, но никто не доводит их до сведения дворца, ведь официально перескоки запрещены. Люди просто мирятся с потерей. Если уж выросшую во дворце сводную сестру Августа не смогли спасти, у любого другого жителя Сань-Эра мало шансов выжить, как только начинается выгорание.

– Убийство? – гулким голосом предполагает Галипэй от двери. – Болезнь яису может быть кем-то вызвана.

Если убийца достаточно проворен. И вселяется в чужое тело, потом покидает его и сразу же вселяется обратно, пользуясь другими телами, оказавшимися поблизости, но всякий раз возвращаясь в одну