Милана раскрыла рот для скорого возражения, но наружу не вырвалось ни звука. Губы Зорана растянулись в улыбке, однако из-за холодного взгляда она вышла по-злому насмешливой.

– Иль ты думала, кушанье да питьё само готовится и подаётся сразу, как только ты в гостях у нас бываешь? А может, купели сами собой горячей водой наполнялись, когда из-за метели твои сани сломались и ты ночевала с отцом в нашем доме? Или же изысканно расшитые сарафаны всем на зависть твой отец у крестьян на базаре покупает?

Лицо Миланы вытянулось. Похоже, она действительно так думала, хотя Ена с тринадцатой весны занимается хозяйством, распоряжаясь, чтобы кушанье вовремя готовили, чтобы тёплые одеяла были добротно сшиты, а купели наполнены в нужное время. Ена и сама руками много работала, беря на себя большую часть шитья и время от времени на кухне помогала.

– Раз такая златорукая, то иди и хлевом займись, приберись там, что ли, – бросила Милана, скорчив гримасу.

Ена не выдержала, схватила дрянь за волосы и потянула к воротам. Та царапалась, визжала и брыкалась, но Ена упрямо тащила её по двору, не обращая внимания, что все слуги да стражи замирали и таращились на происходящее. Однако ни один из них не дёрнулся, чтобы помочь боярской дочери, даже когда она с воплями требовала об этом. Ена в простом сарафане и с неукрашенной косой выглядела серой мышью на фоне разодетой в шелка Миланы. Однако Ену все знали при дворе, и никто за капризную гостью не вступился.

Ена подошла к воротам и вежливо попросила дружинников распахнуть двери. Те с непривычной прытью принялись выполнять просьбу. Ена, не моргнув и глазом, вытолкала вопящую Милану в образовавшуюся щель на улицу и захлопнула воротины перед её носом.

Что ж. С боярской дочерью точно так ещё не обращались, но Ене было плевать, двор её отца Врана не так уж и далеко, дойдёт пешком, не сломается.

По-прежнему кипя от гнева, Ена едва ли не бегом вернулась к Рокелю, который уже расслабленно болтал с Зораном: ни одного не обидело, что Милана с ними обоими пыталась отношения строить. Их смех разве что разозлил Ену, и та, не раздумывая, треснула Рокеля по голове. Удар был не сильный, скорее нравоучительный, но княжич принял оскорблённый вид, обиженно округлив глаза.

– Болван! – рявкнула Ена. – Я тебя, дурака, вчера зашивала после неудачной тренировки, чтобы что?! Сегодня перешивать?! Сказала – бок не тревожить!

– Да я же… я пытался отстраниться!

– Видала я! Так пытался, что она тебе на колени едва не забралась! – не унималась Ена, говоря о личном явно громче, чем следовало.

– Слишком долго ты всем девушкам отказывал, Рокель, – встрял Зоран. – Теперь они ждут, пока ты беспомощным станешь и отбиться не сумеешь.

Зоран проглотил язвительный смешок и покачнулся, получив от Ены щелбана. Княжич лоб пощупал, будто не верил, не показалось ли. Теперь оба брата глядели на неё с обиженным недоумением, становясь юнее и как-то беспомощнее.

Не могла она их понять. Видела, как братья громким голосом командовать другими мужчинами умеют, видела, как любая коряга в их руках в оружие превращается, наблюдала, как с мечами они с десяток соперников на раз-два укладывали, синхронно прикрывая друг другу спину. Слышала их шутки и споры: за словом в карман братья не лезли, умея приструнить если не приказом, так едким ответом. Однако с Еной они становились другими: покладистыми, словно думали, что сломают её любым опрометчивым словом. И эта осторожность иногда злила Ену сильнее всего. Они не видели в ней достойную соперницу для спора.

– Твоя подружка, значит, ты и виноват! – бросила первую пришедшую на ум причину Ена.

– Из-за пары поцелуев подружками не становятся.

С губ сорвался разочарованный стон, Ена всплеснула руками и, развернувшись, ушла. За спиной послышались тихие смешки. Она обернулась, одарив братьев тяжёлым взглядом, и те с наигранным испугом умолкли, зная, что их притворство лишь сильнее разозлит Ену. Так и вышло. Она издала преувеличенно раздражённый вздох и заторопилась вернуться к домашним делам.

* * *

Ена не успела закричать, когда чужие руки выдернули её из постели посреди ночи. От испуга сердцебиение ускорилось, голова закружилась, и Ену замутило от внезапного грубого пробуждения. Пятеро незнакомцев толпились в её спальне в полумраке, тёплое одеяло было отброшено, босыми ногами Ену поставили на прохладный пол, но девушка рухнула от резкой смены положения.

– На улицу её, да в повозку бросьте! – приказал один из мужчин, пока остальные принялись громить её комнату.

Незнакомцы смахивали вещи со стола, рылись в шкатулках, выворачивали сундуки, ища что-то. Её подхватили под руки, но, придя в себя, одного Ена пнула изо всех сил, второго громилу сильно выше её ростом она ударила плечом в солнечное сплетение, как учил Зоран. Мужчины едва пошатнулись от её слабых атак, а попытка Ены выхватить чужой кинжал закончилась мощной оплеухой и ударом в живот. Ена отлетела к стене и сползла по ней с растерянным вздохом, даже не сообразив, который из них её ударил: так быстро всё произошло. Рёбра запоздало отозвались болью, ей не дали согнуться и унять приступ, один из мужчин вздёрнул её за распущенные волосы и отвесил новую пощёчину, отчего у Ены зазвенело в ушах.

– Уберите девку, – бросил кто-то. – Сказано было привезти ко двору, да срочно.

Ену выволокли в коридор, где она наконец обрела голос. Гневно завопила, начала брыкаться, цепляться за стены и лестничные перила. Лупила кулаками тащивших её мужчин, пока ей не поддали очередной удар в живот и не взвалили на плечо, онемевшую от боли. В родном доме стояла суматоха, коридоры и комнаты заполонили незнакомцы. Они громили дом, выволакивали вопящих жителей наружу. Ена всхлипнула, заметив сломанные двери в нескольких комнатах, разбитые окна. Она задрожала от сильного сквозняка. До начала зимы осталась всего пара недель, снег ещё не выпал, но по ночам мороз сковывал влажную землю. Будучи в одной ночной сорочке, Ена покрылась мурашками. Несущий её мужчина вышел навстречу осенней стуже, девушку обдало ледяным ветром, криками приказов и воплями страха, ржанием встревоженных лошадей и стонами боли.

Во дворе с обнажённым оружием и ярко горящими факелами расхаживали чужаки. У Ены застучали зубы, она едва не прикусила язык, заметив убитых дружинников князя Яреша, некоторые лица она успела рассмотреть и всхлипнула, увидев мужчин, знакомых ей с детства. В воздухе стоял запах крови, горящей древесины и влажного мороза. Она видела плачущих женщин с кухни и прачек: их, как и её, выволокли из постелей. Ена видела связанных