Ена невольно взглянула на свои руки, пытаясь припомнить, видела ли что-то в плетении? Когда она плела в последний раз? В детстве она делала это постоянно, но чем старше становилась, чем больше с Зораном и Рокелем общалась, на плетение времени оставалось меньше.

Ей один раз принесли кусок хлеба, воду и тёплое покрывало, в которое Ена закуталась. К еде же сперва притрагиваться она боялась, но под конец дня голод и жажда взяли верх. Ена попыталась несколько раз докричаться до князя и его сыновей, но тех либо увели, либо они её не слышали. Следующую ночь она провела, свернувшись клубком и продолжая дрожать от холода, то и дело беспокойно вздрагивала и просыпалась от каждого шороха. Наутро, как только её темница хоть немного просветлела, Ена начала плести из имеющейся соломы. Она сплетала узоры, молясь про себя всем известным богам, а особенно Мокоши, прося объяснить хоть что-то, подать знак.

К концу очередного дня Ена создала десятки узоров, и каждый из них получался уродливее и корявее предыдущего, словно пальцы её в жизни ниток не держали. Солома, конечно, не самый податливый инструмент, но такого безобразия она не создавала с детства, отчего в горле встал удушливый ком, сердце забилось надрывно, как в тисках. В неравномерных узорах Ена видела смерть, но не могла понять чью.

За тот день стражи дважды приносили знакомые хлеб и воду, а на её разбросанные плетения глядели с недоверием, как на ведьмовские заговоры. Раньше Ена испугалась бы таких взглядов, но сейчас едва обратила внимание. Она уже в клетке, скованная ощущением приближающегося конца. Хуже не станет.

С наступлением сумерек её руки безвольно опустились. Ене казалось, что невидимое присутствие смерти облепило её всю, будто удушливый влажный воздух. Она не могла отделаться от ощущения, что предчувствие смерти касалось абсолютно каждого, включая её саму, поэтому мысли бились в панике, не в силах отыскать верное решение.

Ещё ночь и день она провела в камере, в тишине, холоде и неведении. Ена стала вялой, усталой и сонной. Её немного лихорадило, потрескавшиеся губы едва двигались, сухая кожа болезненно натягивалась. Ена не сразу сообразила, когда под вечер трое мужчин вновь вошли к ней в камеру и грубо подняли на ноги. Сил сопротивляться не было, но только её подвели к камерам Яреша, Зорана и Рокеля, и она моментально встрепенулась.

– Нет! Оставьте её! Всё было рассказано! – властно приказал Яреш, да стражи его не послушали.

Ена с ужасом разглядела окровавленные рубахи близких, кафтанов на них уже не было. Лицо князя наполовину распухло, глаз заплыл. Зоран вообще лежал едва дыша, один Рокель выглядел хоть немного похожим на себя, но тоже измученным, с до крови потрескавшимися губами.

Не раздумывая, Ена впилась зубами в руку держащего её стража, прокусила до крови, и мужчина закричал. Он отбросил Ену на прутья решётки князя, но вместо побега Ена схватила руку Яреша. Губами коснулась его кисти и использовала украденные мгновения, чтобы со всей благодарностью прижаться лбом к ладони своего покровителя.

– Не тревожьтесь за меня, государь. Вы многое для меня сделали, спасибо.

Яреш уставился на Ену во все глаза, она сморгнула скопившиеся слёзы благодарности. Если уж таков конец, то хотя бы его она сумела поблагодарить. Яреш не успел ответить, лишь ладонь едва коснулась спутанных волос Ены. Девушку грубо оторвали от решётки и потащили дальше на выход.

Измотанная холодом, голодом и тревогами Ена не сопротивлялась, но и за шагом стражей едва поспевала. Снаружи воздух обдал её волной мороза и вяло падающим снегом, обуви ей так никто и не дал, поэтому каждый шаг босых ног пробирал до костей. Во дворе виднелись сгоревшие здания, на стенах хором кое-где были заметны тёмные пятна от прикосновений пламени. Ена не так хорошо знала великокняжеский двор, чтобы точно сказать, какие дома уничтожила стихия, да и рассмотреть обезображенный двор не сумела, её завели в бани. Ена растерянно замерла, когда мужчины отпустили её. Она ожидала пыток, но её встретили женщины и повели к наполненной деревянной купели. Ена неуклюже помогала стянуть с себя грязные одежды, не прекращая смотреть на помощниц с немым вопросом во взгляде. Те работали аккуратно, заметив многочисленные синяки на её рёбрах, не тревожили ссадины щётками, со спутанными волосами тоже обошлись бережно. Такая перемена отношения Ену настораживала, и хоть согреться в тёплой воде и отмыться от грязи и крови было приятно, но и тревожно. Она растерялась, не зная, чего ждать дальше. Ещё недавно стражи грозились лишить её пальцев, а теперь решили отмыть от грязи. Буквально недавно её в одной ночной сорочке позорно протащили по двору, но внезапно переодели в чистое. Простая рубаха, нижняя юбка и подпоясанный сарафан, без изысканной вышивки, скромное, но всё же чистое. Сапоги на израненные ступни Ена натянула с трудом.

– Почему? – не выдержала она, обратившись к женщине, отдающей другим приказы. – Почему меня переодели?

– Негоже смердящей перед великим князем появляться, – ответила она. – Пожелал он говорить с тобой, поэтому не вертись. Косу заплетём, и пойдёшь.

У Ены сжался желудок, но одновременно зародилась надежда от мысли, что она сумеет убедить Креслава отпустить Яреша и его сыновей. Князь ведь всю жизнь служил Креславу, верным ему другом был, Сечень ради него родной оставил, всё порученное безропотно выполнял да во благо Визинского княжества работал. Только благодаря Ярешу и его сыновьям Одольское княжество бой Визне проиграло.

Вновь пришли мужчины и повели Ену дальше. Теперь она сама торопилась, шагала с ними, перебирая в голове варианты просьб и заверений. Хоть влажную косу и студил мороз, в чистой одежде Ена чувствовала себя лучше, израненные ноги согревали сапожки, и дорога до княжеских палат была близкой.

Напоследок она посмотрела на едва заметные следы заката. Сумерки окутали двор, медленно сгущаясь, это дало надежду, что сейчас действительно князь намерен просто поговорить, казнили обычно при свете дня.

Ена так нервничала, что запуталась в ещё недавно знакомых коридорах, куда её не раз приглашал Злат, расписные стены сливались в размытый узор, казалось, она прошла бесчисленное количество арок и ступеней, поднявшись на третий этаж, где никогда не бывала. Стражи сопровождали в молчании, а несколько встреченных слуг разве что бросали на Ену короткие взгляды.

– …бессмысленно говорить, что с ними, что с девкой, – разобрала конец фразы Ена, когда её втолкнули в просторную спальню.

Из стражей за ней вошли двое и замерли у двери. Двое бояр с недовольством обернулись на Ену. Она узнала советников князя Креслава, одним из