– Джонни… вы по-своему неплохой парень и, надеюсь, твердо знаете, чего хотите.

– Знаю.

– И, Джонни… я совершенно уверена…

Она, словно ребенок, сморщила носик, ее влажные теплые губы разошлись в улыбке.

На этот раз мне не пришлось подтаскивать Уэнди к себе, – она приблизилась сама, и когда я оторвался от ее губ, с трудом перевела дыхание и послала мне воздушный поцелуй. Я помахал ей на прощание, поймал проезжавшее мимо такси и доехал на нем до центра города.

Остаток вечера я посвятил обходу пивнушек и к десяти часам, поглотив неимоверное количество пива, располагал сведениями о том, что два человека видели когда-то Веру Уэнст в обществе Ленки Сорво.

В одиннадцатом часу я вышел из «Голубого Зеркала» и решил подпустить к себе поближе коренастого типа в сером костюме, который двигался за мной по пятам, начиная со второй пивнушки. Его карман подозрительно оттопыривался. Нет, копы в этом городе и в самом деле нуждались в парочке хороших уроков.

Зайдя за угол, я отступил в тень изгороди, и через минуту он был уже в моих объятиях. Я заломил ему руку за спину, уперся коленом в хребет и предупредил, что стоит лишь шевельнуться, и его позвоночник будет сломан. Вытащив из его кармана пушку, я бросил ее на траву и легонечко встряхнул парня.

– Кто тебя послал, дружок?

Его отчаянный вопль прорезал тишину. Глаза вылезли из орбит, изо рта сочилась тонкая струйка слюны. Я чуть ослабил хватку и повторил вопрос. Но ответа не услышал: вдруг раздался резкий хлопок, и вокруг меня внезапно стала сгущаться ночь…

…Сознание возвращалось вместе с ощущением, что меня колотят по черепу не менее тысячи молотков. Медленно-медленно откуда-то стали просачиваться звуки, жгло голову, каждое движение причиняло боль. Чей-то голос сказал:

– Проклятье, он чуть было не сломал меня пополам!

– Заткнись, ты сам напросился на это! Все время наседал ему на спину.

Первый голос разразился потоком проклятий:

– Ты ведь должен был быть рядом, а явился черт знает когда!

– Но ведь явился же! Не мог же я переть на светофор!

– Кто-нибудь мне за все заплатит! А этот сукин сын еще заявлял, что парня можно взять голыми руками! Мол, сразу в штаны наложит от страха, стоит только прикрикнуть.

– Не ной! Парень ведь был на войне, в него стреляли, и он привез медали. За трусость их не дают.

– Ну и что с того? Он сказал мне, что парень устал от убийств и не может больше драться. Устал, мол, от сражений и выдохся, настоящий птенец!

– Но ведь мы его заполучили, не так ли?

– Да, но для желторотика он чересчур смел. Правда, война закончилась давно, и все меняется.

Я был почти благодарен говорившему. Так вот почему Джонни считался здесь слюнтяем. Если ты побывал на войне и сыт по горло кровью, смертью, мучениями людей и больше не в силах принимать участие в каком-нибудь насилии, то все вокруг начинают считать тебя желторотиком.

Я непроизвольно пошевелился. Один из сидевших в машине заметил это и ткнул меня пистолетом в ребро.

– Сынок очнулся, – проронил он.

Коротышка быстро обернулся и ударил меня кулаком по зубам.

– Вот тебе, подонок, и еще сейчас получишь!

– Заткнись и веди машину как следует, иначе мы перевернемся, – остановил его второй. Затем он еще раз ткнул меня пистолетом и предупредил: – А ты сиди тихо, как мышь, иначе схватишь пулю в живот, а это, в общем-то, не слишком приятная смерть.

Я вытер кровь с лица тыльной стороной ладони и посмотрел в окно. Мы находились за городом, дорога была пустынна, в машине только две дверцы, так что у меня не оставалось никаких шансов на побег. Пришлось набраться терпения

Через полчаса машина свернула на узкую дорогу, которая вилась узкой лентой по совершенно пустынной местности. Сердце у меня отчаянно заколотилось. До сих пор все обстояло не так плохо, но теперь больше не оставалось сомнений в том, что меня ожидает. Дорога становилась все уже и уже и, наконец, совсем оборвалась. Перед тем, как фары машины погасли, я успел заметить отблеск звезд в воде и понял, что она привела нас к какому-то заброшенному карьеру.

– Выходи! – приказал тип с пистолетом и для пущей убедительности еще раз ткнул меня им под ребро. – Выходи и шагай вперед. И не шуми, а не то пожалеешь.

Проклиная себя, я шагнул в темноту. Что за болван! Ведь эти типы охотились за мной весь день: они только и ждали, чтобы я свернул на какую-нибудь улочку, когда стемнеет, и облегчил им задачу! Теперь они все время держатся на расстоянии, чтобы я не мог выхватить у кого-нибудь из них оружие. Господи, не могу же я просто так отдаваться на милость судьбы! Я должен, должен что-то предпринять!

Повинуясь какому-то безотчетному инстинкту, я сказал:

– Дайте мне сигарету.

– Дай ему, – произнес чей-то голос.

– Какого черта!

– Дай, тебе говорят!

Я услышал шорох, а затем к моим губам поднесли сигарету. Зажав ее в зубах, я наклонился, чтобы прикурить. Эти идиоты ничего не сообразили. Повернувшись к ним лицом и крепко зажмурившись, я чиркнул сразу пятью спичками. Вспышка на мгновение ослепила их. Этого оказалось достаточно. Я открыл глаза, прыгнул и ничком упал в грязь.

В темноте раздались выстрелы, а потом отчаянные проклятия. Я нашарил камень и швырнул в кусты. Отчаянный вопль прорезал воздух и пули полетели куда-то в сторону. Стрелявший был от меня в трех футах. Я подобрался ближе, бросился на него и зажал ему рот рукой. Потом выбил оружие, сунул его себе в карман и прижал парня к себе. В ту же секунду послышался отвратительный чавкающий звук. Он дернулся и затих.

– Попал! – обрадовался кто-то.

Послышался звук шагов, чирканье спички, и я увидел двух мужчин, склонившихся над бездыханным телом.

– Черт побери, ведь это же Ларри!

Он попытался было тут же погасить спичку, но опоздал. Я выстрелил и угодил ему прямо в голову. Он конвульсивно дернулся, рухнул на землю и забился в агонии. Через минуту я услышал тяжелый удар его тела о камни на дне карьера.

Третий побежал, и еще некоторое время было слышно, как он отчаянно продирается сквозь колючие заросли.

На всякий случай я пнул ногой того, кого звали Ларри, и он медленно покатился по склону. Минутой позже он присоединился к своему приятелю на дне карьера. С их стороны было очень мило оставить мне машину. Номер принадлежал соседнему штату, на полу валялись детские игрушки, и я понял, что автомобиль краденый.

Мне бы полагалось чувствовать себя отлично. Конечно, я был грязный, как поросенок, но зато живой. Любой был бы рад этому, но не я. Слишком уж привычным оказалось для меня ощущение пистолета в руке и слишком уж приятно было видеть, как умирает человек – пусть даже он и заслужил смерть. И мысли у меня были не совсем подходящие для порядочного парня, вроде того, например, что следует срочно устранить следы пороха с рук, пока полиция не провела парафиновый тест, короче говоря, я отлично знал, как мне следует поступать. Я вздрогнул, чувствуя, как по моей спине стекают струйки холодного пота: слишком уж много этих чертовых штучек мне было известно.