— «Белые волки», — поправил генерал.

— Да, разумеется, волки. За такие деньги, полагаю, волки контролируют каждый шаг и каждый чих вашего губернатора, на каждую пролетающую муху кейс заводят. И потому вам остается только… ан нет, видите, лезу с непрошеными советами. Постараюсь сдержаться, — и Пандаревский пробормотал что-то под нос. Пробормотал тихо, но и Слюнько, и генерал расслышали: «Не мой цирк, не мои обезьяны». Но представитель Контроля прокашлялся, прочищая горло, и все сделали вид, что кроме кашля ничего и не было.

— Что ж, не стану далее отнимать ваше драгоценное время, — Пандаревский поднялся, и генерал тут же вскочил. Слюнько тоже пришлось встать.

— Нет, генерал, провожать меня не нужно. Занимайтесь своими делами. Буду признателен, если к двадцати ноль-ноль ознакомите меня с успехами, — Пандаревский слегка склонился, то ли полупоклон отвесил, то ли на туфли посмотрел, не изгрязнились ли, она хоть и Великая, а всё ж Гвазда, затем выпрямился, развернулся и вышел вон.

— Да уж… — только и сказал Слюнько.

— Они в Контроле все такие. Будто с небес спустились на шёлковых парашютах, а то и на собственных крылышках. Беленькие, чистенькие, а щелкнут пальцами — и нет тебя, одна пыль на земле, и ту ветер уносит. Ну, вас-то, Степан Григорьевич, это не коснётся, а нашему брату приходится смотреть в оба.

— Вы генерал, Иван Сергеевич, а не майор Пронин.

— Генерал не часовой, генерал лицо очень даже прикосновенное. Генералы для Контроля самый лакомый кусок, следом полковники. А майоры и ниже — разве уж что-то из ряда вон. И опять же если виноват майор, ударит по генералам, по начальникам. Но это лирика.

— Что же не лирика?

— То, что орёл наш, Андрей Николаевич Товстюга сейчас умирает.

— Нужно надеяться на лучшее, — сказал Слюнько, понимая, что трактовать его слова можно двояко. Раз уж генерал позволил вольность насчёт орла нашего, дело Товстюги табак.

Как нарочно, подал голос телефон Белоненко.

— С вашего позволения, — сказал генерал, достал трубку, посмотрел на экран. — Вот и преставился раб божий. Только вряд ли.

— Вряд ли преставился?

— Вряд ли божий. Но и это лирика. Вопрос в другом — что делать? Указаний сверху не было. Если на считать явление Пандаревского, которое само по себе указание.

— Мне тоже… не было, — признался Слюнько. С одной стороны отсутствие указаний или намёков сверху дурной знак, знак того, что он не сподобился привлечь внимания Больших Людей. С другой — у него развязаны руки. Проявляй разумную инициативу, показывай, чего стоишь.

— Но мы и без указаний справимся, не так ли, Иван Сергеевич, — сказал Слюнько голосом спокойным и уверенным.

— Справимся, как не справиться. Только что делать?

— Вам виднее, Иван Сергеевич. Думаю, что губернатор, тем более, мёртвый губернатор, для столицы фигура незначительная. Москва не из-за Товстюги переживает. Умер, и умер. Может, сам, может, помогли. Первое, конечно, лучше, но уж что выйдет, то выйдет. А вот народовольцев Москве вынь да положь, здесь мешкать нельзя. Иначе припомнят и волков, и коров, и много ещё чего.

Коров Слюнько не ради шутки приплёл: Товстюга патронировал программу «Великой Гвазде — великое животноводство». Ежегодно из бюджета закупались на огромную сумму коровы то из Канады, то из США, якобы особой породы, не нуждающейся ни в кормах, ни в крове, зимой коровы дохли, а летом проводились очередные закупки, на миллиард рублей или около того.

— С коровами не моё дело, — сказал генерал, — да и ЧОП принадлежит Товстюге, его племянник там за главного.

— С губернатора теперь в другом месте спрашивают. А мы пока живы, нам ответ здесь держать. В общем, Иван Сергеевич, ищи народовольцев.

— Искать — или найти?

— Меня в школе учили: сомневаешься — поступай по закону, — продолжил Слюнько, и лишь потом подумал, что в милицейскую школу он не ходил, а в родной, Рамонской средней школе номер два, юридическим наукам не обучали. Откуда и прилетело на язык.

— Так и делаем. Возбуждаем уголовное дело по факту ДТП со смертельным исходом и всё просеиваем сквозь мелкое сито, это первое, ищем группу экстремистов, именующих себя «Народной Волей», это второе.

— Вы только того… поручите бумаги для Пандаревского писать толковому человеку, который сможет суть изложить так, чтобы не краснеть. Помните, как в случае с волжским банкиром.

— Как не помнить: «труп гражданина Зарахова от дачи показаний отказался, сославшись на плохое знание русского языка, после чего споткнулся и ударился левым верхним углом головы об твёрдый выступ пола». Будете смеяться, но тот, кто составлял протокол, нынче писателем заделался. По совместительству. Уже три книги издано, и поощрение от министра получил. За воплощение положительного образа работников правоохранительных органов. Так что найдём, только сами знаете, как нынче в университетах учат… — и генерал отправился руководить следственными мероприятиями.

Главное было сказано и не было сказано. Главное, что они поняли друг друга — и он, и Белоненко. Москву беспокоят народовольцы. Гангрена, как сказал Пандаревский Болеслав Феликсович (у нас хоть и провинция, а домашнее задание тоже делают в срок, и о Пандаревском кое-что узнали загодя). Что ж, гангрена нам ни к чему — и воняет, и руки-ноги жалко терять. Пальчик куда ни шло, с пальчиком расстаться можно, с мизинчиком. Хоть и мизинчик жалко, да чего не сделаешь ради общего здоровья. Приходится жертвовать мизинчиком, но мы и здесь постараемся — не весь палец отдать, а самый кончик. Дадим Москве народовольцев. Этого добра в городе на сотни счёт, просто люде ёще не знают, что они народовольцы. Но генерал в этом деле дока. Организует и «Народную Волю», и «Общество охраны природы», а нужно будет «ДОСААФ», представит во всей красе и «ДОСААФ». С чистосердечным признанием, списком зарубежных покровителей и прочими деталями.

— Раиса Матвеевна, — сказал он секретарше по внутренней связи, — кто на прием?

— Волков, Семенов и новый директор стадиона Попригин Сергей Анатольевич.

— Извинись и попроси немножко подождать, обстоятельства требуют, а через двадцать, нет, через пятнадцать минут приглашай, — вежливость есть точность вторых лиц губернии.

— Хорошо, Степан Григорьевич.

Слюнько встал, прошел в комнату отдыха. Открыл бар и налил виски — пятьдесят граммов, ничего страшного. Напуган? Нет. Страшно? Конечно. Не каждый день убивают губернаторов. А где губернатор, там и верные его помощники. Команда тонет вместе с капитаном. Или спасается вместе с капитаном.

Он выпил по-простецки, как водку. Односолодовое, подумаешь. И закусил икрой. Нет, что ни говори, закуска отменная.

Слюнько вытер губы салфеткой, глянул в зеркало. Вид спокойный и уверенный, то, что нужно.

Он вернулся в кабинет, посмотрел на часы. Есть пять минут, чтобы отдохнуть.