в воду, и они на пару с Ильиным с трудом оторвали мои руки от лодки. Потом Ильин сам удивлялся, как ему хватило сил удерживать лодку, пока подплыл Петров, – в этом месте Сыр-Дарьи было очень сильное течение. Ильин сильно наглотался воды, потерял сознание, и его еле откачали. А меня только вытошнило водой.

Вся одежда на мне была мокрая, а было уже холодно. На берегу стояла мазанка лодочника-казаха, туда меня и повели. Хозяйка дала мне платье своей дочери – хорошо его помню: сатиновое розовое платье до пят, с оборкой внизу, как у ночной рубашки. Волосы у меня были длинные, я их распустила. Ноги босые. В таком виде папа повёл меня по городу. Подходим к дому, папа стучит в калитку, никто долго не открывает. Наконец, появляется тётя Катя и, увидев меня, дико кричит. Из кухни выбегает мама и падает без сознания. Воспользовавшись нашим отсутствием, мама устроила большую стирку. Придя в себя, посадила меня в корыто, налила почти кипяток и стала растирать. Потом папа на руках отнёс меня в постель.

Весть об этом происшествии моментально облетела всех знакомых. Началось настоящее паломничество – все приходили с подарками, все выражали мне свою любовь. Это был самый счастливый день в моей жизни. Но я очень горевала о своей кукле, а мама о серебряных ложках. Вечером пришёл Ильин. Он сказал, что лодку моментально унесло течением. Он предлагал лодочнику и его сыновьям любые деньги, чтобы они достали со дна затонувшие вещи, но они не согласились, потому что знали, что там очень глубоко и на глубине водовороты. Значит, если бы я не держалась за скамейку, меня бы не смогли спасти.

Через несколько дней к Ильину пришёл лодочник и принёс наш баул. Лодку выловили рыбаки-казахи за 10 вёрст ниже по течению. Надобно сказать, что казахи – исключительно честный народ: до нашего приезда в городе не было замков. Все вещи оказались целы, куклу высушили, она не пострадала. Только библиотечная книга раскисла, и папе пришлось заплатить штраф. Вещи Ильина, Петрова и других остались на дне реки.

За пять лет нашего проживания в Кзыл-Орде один раз пошёл дождь. Вернее, не дождь, а страшный ливень, настоящий потоп. Я и Тонька пошли на вокзал купить бисквиты, которые приносили на продажу к каждому московскому поезду украинки. Таких вкусных бисквитов я больше нигде не встречала! Купили мы бисквиты, выходим на привокзальную площадь, небо моментально потемнело, и хлынул ливень, да такой, что площадь мгновенно превратилась в озеро. Дома очень испугались, мама послала за нами Гору. Он нанял извозчика и на руках отнёс нас в пролётку – вода доходила лошади до брюха. У нас утонули все цыплята и несколько кур, в двух комнатах обвалились потолки. А в новом городе во многих домах стены разъехались, и жильцы оказались в буквальном смысле слова на улице.

Перед самым нашим отъездом было в Кзыл-Орде и настоящее наводнение – разлилась Сыр-Дарья. Дело было перед летом. Климат в Казахстане резко континентальный, ни весны, ни осени не бывает. Стоит жара 50 градусов, вдруг на небе появляются тучи, и начинает идти снег, а температура падает до 10 градусов мороза. Холоднее не бывает. Зима длится 1-2 месяца, потом также внезапно температура поднимается до 20-30 градусов тепла, и снег мгновенно тает.

Так вот, сидим мы на уроке, и вдруг за окнами поднимается какой-то страшный шум. Все бросились к окнам и видят, что по улицам мчатся потоки воды. Мама прибежала за мной в школу и принесла мне кожаные ботинки до колен – было жарко, и я пришла в чувяках [открытые кожаные туфли с мягкой подошвой]. Хорошо, что и у мамы были кожаные сапоги до колен по тогдашней моде. Мы с трудом, крепко держась друг за друга, добрались до дома – мчавшиеся по улицам потоки воды буквально сбивали нас с ног. У нас залило кухню, комнату тёти Кати и столовую. Хорошо ещё, что вещи были в основном упакованы, и наши прислужники перетащили их в верхние комнаты. И дня три мы не могли выйти из дому. На третий день я очень истосковалась в одиночестве и упросила маму отпустить меня к Таське. Дом Зуевых стоял позади нашего и дойти до него можно было за пять минут. Но я, с трудом пробираясь через воду, потратила на дорогу не меньше получаса. Назад домой меня отнёс на закорках Женька Зуев.

Наш отъезд из Кзыл-Орды был связан и со многими другими неприятными переживаниями. Недели за две до нашего отъезда прошёл слух, что радикальными казахами готовится погром русских и евреев. Александровские привели к нам свою Любочку и попросили, чтобы мама выдала её за свою дочь. У нас в кухне сутками дежурили наши прислужники-казахи. Весь город охватила паника, все сидели по домам, боялись выйти на улицу. К счастью, буквально за час до назначенного времени погрома к городу подошли войска ГПУ, посланные из Москвы, и погром был предотвращён.

Третья неприятность произошла во время празднования Пасхи. Бабушка каждый год ходила на Пасхальную заутреню вечером и стояла до утра. Народу бывало так много, что выйти из церкви во время службы было невозможно. Поэтому родители со мной обычно шли в церковь ближе к 12-и и после крестного хода уходили домой.

Бабушка рассказывала, что в пасхальную ночь на восходе солнце играет разными красками. Мне очень хотелось посмотреть на это, и я упросила маму отпустить меня с Таськой и бабушкой на всю ночную службу.

Надо сказать, что мама была очень религиозна и часто брала меня с собой в церковь. Помню, накануне Вербного воскресенья мне поручили в школе сделать антирелигиозный доклад, и я сделала. А вечером мы с мамой пошли к всенощной. Возвращаясь домой, я и Таська несли зажжённые свечи, чтобы, как полагается, зажечь от них домашние лампады. И вдруг навстречу нам – директор школы Валентин Фёдорович с женой, моей учительницей. Увидели меня со свечой и рассмеялись: «Вот это оригинально: утром – антирелигиозный доклад, вечером – церковный обряд».

Папа тоже не пропускал воскресных и праздничных церковных служб. Многие ему завидовали: «Счастливый Вы, Дмит-Дмитрич, молиться ходите». Папа всегда отвечал: «А вам кто же мешает?» – «Что Вы, разве мы можем? Боимся работы лишиться». Такое было время.

Так вот, пошли я, Таська и бабушка вечером в храм. Начался крестный ход, выходим мы на крыльцо и видим, что за церковной оградой стоит толпа в масках с кощунственными плакатами – это комсомольцы