Слава тоже мой добрый друг. Хотя он живёт в Москве, мы и с ним видимся редко. Да и перезваниваемся не так часто. Славка чаще летает в Америку к Аркашке – они всегда были неразлейвода. Но иногда всё-таки мы пересекаемся в Москве. Ездим ко мне на дачу… Славка удивительно добрый и верный человек, очень мягкий, отзывчивый и исполнительный. Поэтому часто окружающие его нагружают просьбами и обязанностями, хотя у Славки уже и проблемы с сердцем были, ну, и вообще, почему вместо привычного «надо Славку попросить» не сделать самому…

Впрочем, лезу не в свои дела. Когда-то мне сказал один друг: «Если человек так поступает, значит, он сам так хочет…» Но… просто я помню, какие у Славы были светящиеся голубые глаза! Жаль, потом погасли…

Когда он выходил в манеж – невозможно было глаз оторвать: не красавец и ростом невысок, но море обаяния…

Наш Юрий Гаврилович всё время «намекал» мне, чтобы я «обратила внимание на Славку»… Ну, я «обращала», но влюблялась-то в других. Да и у Славки «личная жизнь» развивалась совершенно в другой от меня стороне. Ну и хорошо: зато мы с Аркашулей и Славиком на всю жизнь остались друзьями…

А вот с моей Лидкой, закадычной подружкой, мы, к сожалению, потеряли друг друга…

А ведь были как двойняшки. И внешне были похожи – нас всегда спрашивали, не сёстры ли мы. Да ещё одевались специально в почти одинаковую одежду. И косу носили, перекинув на правое плечо – по моде, пришедшей из кинофильма «Прощайте, голуби!» – как у героини Светланы Савёловой. И думали одинаково, и высказывались синхронно – так бывает у близких людей. Мы почти всё время проводили вместе – просто не могли друг без друга. А когда летом разъезжались по разным дачам – писали друг другу длинные, подробные и смешные письма…

Однажды Лидка написала мне, что всё, мол, у неё хорошо, но «очень хочется курить, а купить негде…». Тогда я, «как настоящий друг», пошла в сельмаг, купила сигареты «Луч» без фильтра за 7 копеек, две штуки вложила в конверт с письмом и отправила Лидке. Но прежде, чем попасть в Лидкины руки, оно попало в руки её мамы. И мама, прощупав его, нашла письмо подозрительно толстым…

Разразился жуткий скандал на две семьи. Каждая из наших мам считала, что её непорочную дочку «развращает испорченная подружка»… Скандал, конечно, потом утих, но родительская насторожённость не убавилась, что, в свою очередь, ещё больше увеличило нашу с Лидкой бдительность и значительно уменьшило доверие к родителям…

А годы-то какие – самые опасные. Когда мы поступили в училище, мне было четырнадцать, Лидке – пятнадцать. Мы были одними из самых юных и действительно неиспорченных девчонок на курсе…

Большинство наших сокурсниц жили в общаге, которая находилась на Трифоновской улице. Я там никогда не была, но там же, кажется, было и общежитие студентов театральных вузов… Короче, дым стоял коромыслом – в буквальном смысле слова…

Тогда в моду входило курение – все героини западного кино красиво курили, все герои Хемингуэя, которым зачитывалась молодёжь страны, – не только курили, но и без конца пили…

Ну, в общем, комментарии излишни. Почти все сокурсницы покуривали. А надо мной и Лидкой – посмеивались: мол, маленькие наивные дурочки! Вот мы и решили «набраться опыта», чтобы казаться взрослее…

Однажды летом, когда обе наши семьи уже уехали на дачу, а мы ещё сдавали летнюю сессию, поэтому были в Москве, – мы купили в киоске пачку самых дешёвых сигарет и бутылку белого сухого вина «Людмила» в кулинарии ресторана «Прага» и решили «кутить». Но деньги на этом закончились, а закусывать было нечем. Тогда Лидка предложила ехать к ней: в их дворе на Селезнёвке росли шампиньоны. Мы их набрали и зажарили. Правда, они немножко подгорели, но тут уж ничего не поделаешь – больше есть было всё равно нечего…

В общем, «стол ломился от яств». Мы поставили нашу любимую пластинку – арии из итальянских опер в исполнении Марио Ланца – и, усевшись, «приготовились к разврату»…

Сухое вино показалось нам слишком кислым, и мы насыпали в него сахар…

В общем, когда одна сторона пластинки закончилась и её нужно было перевернуть, ни одна из нас не смогла подняться со стула… Головы были относительно нормальными, но ноги приросли к полу, а попки – к стульям…

Вот такой нам был преподан урок!.. «Картина маслом» – обездвиженные, мы с Лидкой хохочем, а на пластинке бедный Марио Ланца, заикаясь, всё повторяет и повторяет фразу из никак не заканчивающейся арии…

А вообще, мы очень любили фотографировать, а ещё больше – печатать фотографии. В ванной комнате на Суворовском бульваре мы ставили ванночки с проявителем, закрепителем и чистой водой. Ну и всю громоздкую аппаратуру для печатания, красный фонарь, чтобы не засветить фото…

Мы с Лидкой упоённо проявляли, закрепляли, печатали и при этом пели арии из наших любимых опер, которые знали наизусть: например, из «Травиаты» Верди. Партии Альфреда и Виолетты мы с ней пели по очереди: сегодня Лидка исполняет партию Альфреда, а я – Виолетты, а завтра – наоборот: я – Альфред, Лидка – Виолетта. И – в полный голос…

Обе самозабвенно любили Робертино Лоретти (я уже рассказывала, что благодаря этой любви я учила итальянский язык под руководством Елизаветы Зиновьевны Пешковой).

Мы бесконечно слушали пластинки с его песнями, знали их наизусть… Его нежный полудетский голос с какими-то нездешними обертонами «зачаровывал, околдовывал»… И мы заочно были влюблены в прекрасную страну, где он живёт «на берегу изумрудного моря под голубым небом и ярким солнцем»! И так хотелось туда, в Италию!.. А ведь ещё это было время рассвета итальянского неореализма в кино!.. Сколько прекрасных фильмов мы посмотрели! Как восхищали нас своей игрой и красотой Марчелло Мастроянни, Софи Лорен, Антонелла Луальди, Джина Лоллобриджида, Альберто Сорди… Как потрясала Анна Маньяни… А потом вышел фильм «Рокко и его братья» с Анни Жирардо и Аленом Делоном…

А потом – «Шербургские зонтики»… И мы начали увлекаться французскими фильмами…

Конечно, мы были совершенно девчонками – наивными и романтичными, но далеко не глупыми, очень любознательными и жаждущими знаний – совсем не поверхностных. Слава богу, время предоставляло нам такие возможности – У ВРЕМЕНИ БЫЛ ХОРОШИЙ ВКУС.

Самой «страшной попсой» того времени (хотя самого понятия «попса» тогда ещё не существовало!) были милые и светлые песенки: «Ландыши» и «Чёрный кот», которые сегодняшняя (уже существующая!) «попса» с аппетитом перепевает, а в ту пору их ругали за «легковесность и примитивность»…

Мне очень жаль, что наши пути с Лидкой – моей дорогой подружкой Лидой Коновой – разошлись. Но случилось это не враз, они расходились постепенно. А началось это просто и банально…

На 4-м курсе ко мне прикрепили для репетиций музыкальных номеров концертмейстера Славу Гурьянова – длинноносого, нагловатого, ироничного, но в целом достаточно обаятельного молодого человека и хорошего пианиста. По замыслу Зиновия Бонича, отрепетировав со мной номер, Слава (хотя бы на первых порах) должен был ездить со мной по гастрольным городам и во время моего выступления сидеть в оркестре и вести партию фортепиано… Мы начали репетировать, и почти сразу он предпринял попытку за мной поухаживать. Но мне он ну никак не нравился, я вообще взрослых мужиков не рассматривала как потенциальных кавалеров… Он вроде бы не обиделся и тут же переключился на Лидку, которая его ухаживания благосклонно приняла, и их отношения стали стремительно развиваться. Я за них только порадовалась…