– Куда?! – прорычал разъярённый Степанищев. – Стой!

Но Подлесный останавливаться не собирался. А падать – тем более. Однако он упал, наткнувшись на некстати оказавшийся на его пути стул. Степанищев торжествующе рыкнул и нагнулся, протягивая к Дмитрию свою правую руку с растопыренными пальцами. Дмитрий лягнул эту руку ногой, а потом уцепился руками за скатерть и рванул её на себя. Возможно, он намерен был укрыться ею от неправедного гнева ревнивца. Загремела, зазвенела падающая со стола посуда, заверещала, завизжала Степанищева, болезненно воспринявшая данное обстоятельство.

– Молчать! – приказал Степанищев.

– Не смейте бить посуду! – прокричала Степанищева.

– Посуду жалко?! Н-на! – крикнул Степанищев. Одновременно с выкриком он запустил стулом в сервант, размахнувшись при этом так, что два плафона люстры разлетелись вдребезги.

– А-а-а! – завопила Степанищева и бросилась на защиту мебели и посуды.

– Уничтожу! Сотру в порошок! – обещал Степанищев, рывком переворачивая стол. Повисшей на нём жены он ещё не заметил.

Акцент степанищевского гнева сместился на атрибуты семейного благополучия, и Подлесный получил возможность осмотреться. И осмотрелся. Окно отворено. Этаж – второй. А может быть, всё же в дверь попытаться выскочить? Дмитрий побежал к двери, однако на пути у него оказалась Бояркина. Она выставила перед собою руки и завизжала, чем привлекла внимание Степанищева, который тотчас отшвырнул в сторону находившееся в его руках кресло и повернулся к Дмитрию. Дмитрий метнулся влево, затем развернулся и побежал к открытому окну.

Он вскочил на подоконник, но спрыгнуть не успел – Степанищев вцепился в его ветровку и потянул на себя. Если Вова Степанищев втащит его обратно в комнату, то он пропал. И Дмитрий изо всех сил рванулся из рук разъярённого соседа. Однако освободиться ему не удалось. А вот ноги сорвались с подоконника. Спустя мгновение он осознал себя человеком трагическим образом зависшим над пропастью – и вверх подняться нет возможности, и выпустить из слабеющих с каждой секундой рук подоконник боязно. Но Степанищев дважды взмахнул тяжёлым кулаком, нанеся два страшных удара: сначала по пальцам левой руки Дмитрия, а затем по пальцам правой. И Подлесный полетел вниз.

Бежать с места падения он не смог. Вскочил было на ноги, но тотчас же, дико взвыв, опустился на землю. Боль чуть приутихла, тем не менее при появлении Бояркиной и супругов Степанищевых Дмитрий зажмурился и принялся стонать, вкладывая в производство душераздирающих звуков всю свою душу, не желавшую расставаться с телом под аккомпанемент глухих ударов ревнивого соседа.

* * *

– Меня-то ты помнишь? – с тревогой спросила Марина Бояркина.

– Да, я помню тебя, Марина, – смиренным голосом произнёс Дмитрий.

– И что ты не помнишь?

Дмитрий принял задумчивый вид, потом сообщил:

– Я ещё не разобрался.

Дмитрий Подлесный никогда не смотрел мексиканских телесериалов, однако достаточно был наслышан о том, что в каждом из них кто-нибудь обязательно утрачивает память. И вот пришла ему в голову идея «потерять» память. Частично. Была мысль сказать, что он вообще ничего не помнит, но этот вариант показался ему менее предпочтительным. И действительно, заяви он, что память утрачена полностью, то разоблачить его, пожалуй, будет попроще. А если – частично, то уж вряд ли, так как он прекрасно знает, что именно он не помнит, или, правильнее сказать, не желает помнить.

Марина некоторое время пристально смотрела Дмитрию в глаза, а потом задала следующий вопрос:

– Ты и в самом деле не знаешь, почему у тебя нога оказалась сломанной?

Дмитрий помотал головой и пожал плечами. На Марину он поглядывал с выражением печали и недоумения на лице.

– А когда мы встретились утром – это ты помнишь?

– Не очень. Я, кажется, проснулся первым. Я проснулся и пошёл в туалет, а потом… Вот что было потом, я не помню.

– Ты помнишь, как проснулся… дома? – осторожно поинтересовалась Марина.

– Где я ещё мог проснуться? – задал встречный вопрос Дмитрий.

– Мало ли где.

– Так я не дома проснулся? – удивлённо воскликнул Дмитрий. При этом он даже приподнялся на локтях, дабы удивление его выглядело более выразительно.

– Вот именно, – отчётливо произнесла Бояркина. – И я хотела бы знать, где ты провёл ночь.

Подлесный сдвинул брови и наморщил лоб.

– Когда вспомню, я тебе сообщу, – пообещал он.

– Даже если ночевал у другой бабы? – с усмешкой сказала Марина.

– Ты думаешь, что я мог ночевать не дома? Ах да, ты уже говорила. Я хотел сказать, что ты думаешь, что я мог ночевать у другой женщины?

– А что я, ты сам посуди, могу думать?

– Но я, насколько я знаю, не какой-нибудь там ловелас, а даже и наоборот. Разве нет?

Марина не ответила. После минутной паузы она придвинулась поближе к кровати и негромко спросила:

– А где деньги?

– Какие деньги? – выпучил глаза Дмитрий.

– Ты должен был получить деньги.

– О каких деньгах речь?

– Ты и об этом не помнишь?! – испуганно вскричала Марина и побледнела. – Да ты же должен был получить… О, Господи!

– Какие деньги я должен был получить? – повторил вопрос Дмитрий.

Марина Бояркина была в панике, что нагляднейшим образом отображало её лицо. Следовательно, с удовлетворением отметил Подлесный, Марина склонна верить ему. А если это так, то в течение какого-то времени он может чувствовать себя в относительной безопасности. И он порадовался, что догадался сказать врачу в машине «скорой помощи» о головной боли. Голова болит – значит, сотрясение головного мозга. А раз сотрясение, то – мозги ведь всё-таки! – может быть всё что угодно вплоть до вялотекущей шизофрении. И не только вялотекущей, а и любой другой. А уж память-то потерять… В жизни, конечно, подобное не часто встречается, он, например, кажется, и не встречал, но в литературе и кино – сплошь и рядом. И попробуй докажи, что он, то есть Дмитрий Подлесный, помнит что-то там, если он, Дмитрий Подлесный, уверенно заявит, что не помнит совершенно.

Впрочем, ведь и в повседневной жизни случаев выключения памяти великое множество, правда, вследствие пьянки, а не в связи с травмами. Однако если уж всего несколько сотен граммулек водки способны нанести сокрушительный и сокрушающий удар по содержимому черепной коробки изнутри, то, сбросив человека со второго этажа, можно не то что ущерб причинить такому хрупкому механизму, как человеческий мозг, но и голову человека расколоть, словно орех. Дмитрий представил, как легко раскалывается некая голова и на грязный асфальт вываливается известное серое вещество, и вздрогнул.

Марина встрепенулась:

– Что? Ты сейчас вздрогнул. Ты что-то вспомнил? Да? Что ты вспомнил?