Постепенно тебе удалось привыкнуть к своему новому телу, оно стало тебе родным, как прежде стали привычными цепи, этот подвал, уколы. И потом, что толку ломать голову, все равно ничего нельзя изменить.

А еще твои волосы… Поначалу Тарантул их стриг. Затем позволил им отрастать. Возможно, это было действие уколов, желатиновых капсул, пилюль? Они становились длинными и пышными. Тарантул давал тебе шампуни, средства для укладки. Уход за ними стал доставлять тебе удовольствие. Можно было пробовать различные прически, шиньон, хвост, тебе пришло в голову их завить, с тех пор это вошло в привычку.

Он убьет тебя. В подвале очень жарко, вот опять, как когда-то давно, невыносимо хочется пить… Только что он окатил тебя ледяной водой, но напиться тебе не удалось.

Ты ждешь смерти; больше ничего не имеет значения. Ты вспоминаешь лицей, деревню и девиц, девиц. И своего приятеля Алекса. Никого из них ты больше не увидишь, ты вообще больше никогда никого и ничего не увидишь. Ты привык к одиночеству: твоим единственным спутником стал Тарантул. Временами тебя вдруг охватывала ностальгия, случались приступы депрессии. Он давал тебе успокоительное, осыпал подарками, сволочь, и все для того, чтобы приволочь тебя сюда…

Чего он ждет? Должно быть, в этом и состоит особая жестокость, удовольствие от томительного ожидания, подготовка убийства как постановка спектакля: выходы, мизансцены. Интересно, он убьет тебя сам или отдаст в руки какого-нибудь Варнеруа?

Нет! Он больше не может выносить, что другие тебя трогают, приближаются к тебе, тебе это стало ясно, когда он ударил этого ненормального Варнеруа! Он делал тебе больно своим хлыстом.

Может быть, в этом есть какая-то твоя вина? В последнее время тебе случалось иногда насмехаться над ним… Когда он входил в комнату, а ты сидела за пианино, твои пальцы наигрывали «The Man I Love», мелодию, которую он ненавидит. Или, что еще хуже, тебе случалось его провоцировать. Вот уже много лет он живет один. Может, у него была любовница? Нет… он не способен на любовь.

Тебе приходилось замечать смущение, которое охватывало его, когда он видел тебя обнаженной. Ты уверена, что он хочет тебя, но ему противно тебя касаться, он испытывает отвращение, это естественно, его можно понять. Но он все равно желал тебя. Ты все время оставалась голой в своей комнате, однажды ты повернулась к нему, когда сидела на крутящемся табурете перед пианино, бесстыдно раздвинула ноги. Его кадык дернулся, он покраснел. От этого он свихнулся еще сильнее: желать тебя после всего, что он с тобой сделал. Желать тебя вопреки тому, кто ты есть!

Сколько времени собирается он гноить тебя в этом подвале? В первый раз, после той погони в лесу, он оставил тебя одну, в полной темноте, на целую неделю. На неделю! Потом он тебе сам об этом сказал.

Да, если бы тебе не пришло в голову так играть с его желаниями, может быть, он и не стал бы тебе сегодня мстить?

Да нет же, думать так — это просто абсурд… Это все из-за Вивианы, Вивианы, которая вот уже четыре года находится в психиатрической клинике…. Чем больше проходит времени, тем больше становится очевидным, что она неизлечима… А он все не может осознать это. Он не желает смириться с тем, что это жалкое существо — его дочь. Сколько ей теперь лет? Тогда ей было шестнадцать, теперь двадцать. А тебе было двадцать, а сейчас двадцать четыре…

Умереть в двадцать четыре года — это несправедливо. Умереть? Но ведь ты уже умер, два года назад. Винсент умер два года назад. А тот призрак, который его пережил, — он никто.

Это и в самом деле всего лишь призрак, но он может еще страдать, и страдания эти продлятся до бесконечности. Ты больше не хочешь, чтобы он манипулировал тобой, вот нужное слово, ты устал от его мерзостей, от его гнусных делишек. Тебе еще предстоит страдать. Бог знает, на какие уловки он еще способен! Он просто профессионал пыток, и он тебе это доказал.

Ты дрожишь, тебе хочется курить. Тебе не хватает опиума, вчера он тебе его давал, и ты взял. Эта минута, когда по вечерам он приходит к тебе, готовит трубку, одно из самых больших твоих удовольствий. В первый раз было противно, тебя даже вырвало. Но он настаивал. Это было в тот самый день, когда перед тобой со всей очевидностью встал факт: твои груди росли! Он застал тебя, когда ты плакал один в подвале. Чтобы тебя утешить, он подарил тебе новый диск. Не в силах говорить от рыданий, ты показал ему свою грудь. Он вышел, но вернулся буквально через несколько минут, неся необходимое: трубку, маленькие шарики. Подарок, начиненный отравой. Тарантул — это ядовитый паук, у которого много видов яда. Ты позволил себя убедить и через какое-то время уже сам просил наркотик, если ему вдруг случалось пропустить ежедневный ритуал. Твое первоначальное отвращение давно забылось. Однажды, выкурив трубку, ты заснул в его объятиях. Ты выдыхал последние облачка опиумного дыма, сидя рядом на софе, он прижимал тебя к себе. Он машинально гладил твою щеку. Его рука ласкала гладкую кожу. Сам того не желая, ты в определенном смысле облегчил ему задачу: у тебя никогда не росла борода. Когда вы с Алексом были еще детьми, вы с нетерпением поджидали, когда над верхней губой станут расти волоски, появится хоть какой-нибудь пушок. Довольно скоро у Алекса начали пробиваться усы, сначала реденькие, потом все более обильные и густые. А твоя кожа оставалась младенчески гладкой. Что ж, для Тарантула одной заботой меньше. Но, как он тебе сказал, это не имело никакого значения. В любом случае благодаря инъекциям эстрогенов растительность на лице исчезла бы. Но ты так злился оттого, что получалось, будто ты помог ему, со своей смазливой девчоночьей мордашкой, как говорил Алекс…

Твое стройное тело с хрупкими запястьями и лодыжками сводило с ума Тарантула. Однажды вечером он даже спросил тебя: может, ты тоже гомосексуалист? Тебе было непонятно, что означает это «тоже». Нет, гомиком ты не был. Не то чтобы вообще не возникало искушения, но по-настоящему ты никогда не пробовал. Тарантул тоже не был голубым, как ты поначалу решил. Тебе пришло такое в голову в тот первый день, когда он щупал тебя. Ты перепутал осмотр и ощупывание. Вспомни, тогда, в самом начале, ты был еще привязан. Ты робко протянул к нему руку. И он отхлестал тебя по щекам.

Тогда ты не мог прийти в себя от изумления. А зачем вообще он захватил тебя, разве не для того, чтобы использовать как сексуальную игрушку? Это было единственное объяснение его поведению, которое пришло тебе в голову… Грязный педик, гнусный маньяк, ему нужно было заполучить хорошенького мальчика в безраздельное пользование. При этой мысли тебя охватило бешенство, но потом ты сказал себе: ничего, я сыграю с ним в эту игру, пусть делает, что ему вздумается, в один прекрасный день я все равно сбегу, потом вернусь с Алексом, и мы разорвем ему глотку!

Но тебе пришлось играть совсем в другую игру, и против твоей воли. Ту, правила в которой устанавливал Тарантул: сколько выпало очков, на то количество клеток и передвигается фишка, а все в целом представляло собой лестницу, ведущую вниз… Клетка/страдание, клетка/подарок, клетка/уколы, клетка/пианино… Клетка/Винсент, клетка/Ева.