– А не могла их одежда исчезнуть? – поинтересовалась Ванья. – Сгнить. Если была из другого, быстрее истлевающего материала.

– Возможно, но вокруг них не имеется никаких следов от одежды. Ни пуговиц, ни молний, ничего.

– А как ты думаешь, не могли эти четверо пролежать дольше тех двоих?

– Непохоже. Они все лежат на одном уровне. Одинаковые цветовые изменения у костей. Одинаковое расположение тел. Думаю, можно исходить из того, что их закапывали одновременно.

– Но зачем четверых раздевать, а двоих нет?

Урсула не ответила. Она опять присела на корточки и аккуратно повернула два черепа, оказавшихся немного в стороне.

– У тех четверых, что без одежды, отсутствуют зубы, – констатировала она. – Это не объясняется тем, что они, возможно, пролежали дольше.

– А из-за чего исчезают зубы?

Это опять спросила Йеннифер.

– В могиле? Они не исчезают. – Урсула встала. – Кто-то их предварительно выбил.

– Кто-то, кто хотел, чтобы их нельзя было идентифицировать? – поинтересовалась Йеннифер. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она ведь поступила в полицию, чтобы добавить в жизнь приключений и драматизма. Конечно, более рутинная работа тоже приносила известное удовлетворение, но мечтала-то она именно об этом. Искать, вычислять, обнаруживать, бросаться в бой, ловить. Она изо всех сил старалась не улыбнуться во весь рот, ее могли бы неправильно понять. Атмосфера в сырой палатке была подавленной и тяжелой.

– Это гипотеза, – кивнула в ответ на ее вопрос Урсула.

Себастиан бо́льшую часть времени промолчал. Теперь же он решил выйти из палатки. Ему захотелось на улицу. Внутри стало слишком душно. Трудно дышать. Даже дождь казался предпочтительнее.

Он отогнул полог и вышел. Дождь почти прекратился. С севера дул холодный ветер. Себастиан застегнул куртку и несколько раз глубоко вдохнул.

Шесть трупов. Двое детей. Судя по всему, казненных. В его времена Госкомиссия редко работала с убитыми детьми, хотя порой доводилось. Это всегда давалось им тяжелее других расследований. Убить ребенка решится далеко не каждый. Уже это говорило о том, что они имеют дело с очень специфическим преступником. А уж выбить им потом зубы…

Шесть человек, лежащих в могиле, явно не первые, кого он убил.

И не последние.

Себастиан был в этом уверен.

Леннарт расхаживал взад и вперед по открытому офисному пространству, представлявшему собой сердце «Журналистских расследований». Редакция сидела здесь уже более десяти лет и на сегодняшний день состояла из двадцати с лишним человек. Они теснились на втором этаже бетонного здания телецентра в одном из центральных районов Стокгольма. У их ближайших соседей – редакции культуры людей было меньше, а помещение больше, и некоторые имели даже такую роскошь, как собственный кабинет. У Леннарта раньше тоже был кабинет – до тех пор, пока два года назад их не возглавил Стуре Лильедаль, который первым делом велел снести все перегородки, чтобы «дать волю креативности и спонтанным идеям». По его словам, ему хотелось поощрить обмен информацией и сотрудничество, но Леннарт знал, что на самом деле ему просто требовалось втиснуть максимум сотрудников на минимальную площадь. Теперь все сидели в одной большой комнате за повернутыми друг к другу столами. Леннарт это ненавидел. Он хотел разговаривать по телефону и работать над текстами без постоянных помех. Когда он пожаловался, то услышал от Стуре, что он консервативен и должен развивать социальную компетентность. Сам Леннарт считал желание, чтобы тебя оставили в покое, вполне нормальным. Вдобавок ко всему, сам Стуре по-прежнему сидел в собственном кабинете, созданном из двух маленьких комнат. Он даже установил толстую стеклянную перегородку и новый конференц-стол, благодаря чему мог проводить все встречи обособленно и наблюдать за редакцией, имея возможность их не слышать. Такие слова, как «обмен информацией», «социальная компетентность» и «сотрудничество» явно относились не ко всем. Но ведь он начальник. А для них всегда существуют другие правила.

В данный момент Стуре беседовал с восходящей звездой Линдой Андерссон – талантливой тридцатилетней журналисткой, ранее работавшей в газете «Экспрессен». Эти двое, казалось, никогда не закончат, и Леннарт не понимал, чего ради встреча продолжается так долго. Когда он, запыхавшись, примчался обратно из кафе, то сразу попросил у Стуре разрешения поговорить с ним. Сказал, что получил важную информацию, и поинтересовался, найдется ли у Стуре для него время. Тот пообещал.

Чуть позже.

Не сейчас.

Сначала ему предстояло совещание за ланчем, затем встреча с директором программы, а после нее – просмотр программы, которая пойдет в эфир в следующую среду.

Но после этого, пожалуйста.

«После этого» в его кабинете оказалась Линда. Она перехватила Стуре, едва тот вернулся в редакцию, и они все еще разговаривали.

Леннарту вдруг очень захотелось покурить, и он быстро сунул в рот никотиновую жевательную резинку с искусственным фруктовым привкусом. Курить он бросил больше двух лет назад, но часто испытывал внезапную потребность в сигаретах, особенно в случае стресса или скуки. Сейчас в какой-то степени присутствовало и то и другое. Изначальная энергия, которую он ощущал после встречи с Шибекой, сменилась беспокойством. Он видел, как они смеются за стеклянной стенкой. Леннарт никогда не понимал Стуре. Когда тот ему не был нужен, он набрасывался на него, как ястреб, но как только с ним действительно требовалось поговорить, вечно повторялось одно и то же.

Чуть позже.

Не сейчас.

Леннарт устало сел за свой письменный стол. Взял наполовину остывший кофе и отпил глоток. Не слишком вкусно. Может, стоит проверить электронную почту, будет хоть какое-то занятие. Как только он включил компьютер, дверь у Стуре открылась. Похоже, они наконец закончили. Линда забрала их со Стуре кофейные чашки и сложила свои бумаги. Стуре, стоя у двери, вяло помахал Леннарту рукой. Наконец-то. Король дает согласие на аудиенцию. Леннарт кивнул в ответ, перелистал несколько бумаг, изображая занятость, встал и медленно двинулся в его сторону. Особого рвения ему изображать не хотелось, чтобы Стуре не подумал, будто он стоял в полной готовности и просто ждал. Нет, он тоже занятой человек. Очень занятой.

По дороге он выплюнул жевательную резинку. К сожалению, промахнулся мимо урны, и ему пришлось оборачиваться и наклоняться, чтобы ее поднять. Стуре следил за ним взглядом, и Леннарт ясно осознал, что вступление в королевские покои могло бы произойти немного более внушительно.

Начиналось все хорошо. Стуре Лильедаль сидел за столом напротив него и слушал с интересом. Даже ни разу не перебил. Леннарт, сам того не желая, испытывал гордость. Похоже, на этот раз он вышел на что-то стоящее. Когда он закончил представление материала, Стуре наклонился вперед, пристально глядя на него.

– Насколько нормально присваивать гриф секретности делам о депортации?