В отличие от земного Мадрида, здесь у меня не возникает ощущения хаоса: все строго, рационально и упорядочено. И одновременно кажется, что город будто трачен молью. В мутном блеске светильников цветная мозаика стен выглядит блеклой: освещение все еще работает вполсилы и реклама отключена. Многочисленные парки и зеленые насаждения превратились в скопища черных скелетов с осыпавшимися листьями и вымерзшей побуревшей травой. Бутоны цветов похожи на ссохшиеся трупики. Кое-где тяжелые плиты все еще перекрывают галереи, и на них светятся тревожные фразы «Опасно – вакуум!», а фасады магазинов украшены схемами прохода к ближайшему убежищу.

Месяц диких морозов, разреженной атмосферы и недостатка энергии нанес городу тяжелейший урон. Воздух до сих пор пахнет металлом, и вне помещения при дыхании изо рта идет пар. Не горят и яркие гирлянды вокруг увеселительных заведений. Но сами заведения в центре на Парк-авеню уже работают – Флот широко празднует победу в первой за последние несколько десятков лет войне. Лунная кампания – так называют серию коротких стычек флотские. В том, что это начало большой войны, я уже не сомневаюсь. Судя по тому, что говорят земные новости и о чем негромко переговариваются флотские офицеры, скоро мы оторвемся по полной. Я почти забыл о пережитой на энергостанции постыдной слабости. Мне, как и всем, снова не терпится испытать адреналиновое безумие. Эти чертовы земляне. Я действительно стремлюсь получить кайф от войны. Ничем иным, кроме как стремлением получить удовольствие, объяснить свою тягу к опасности я не могу. Впрочем, осознание этого факта отнюдь не делает мою жизнь беднее. Так уж мы устроены.

Легион вводит на Луне военное управление. Продукты, воздух и вода снова распределяются по карточкам. Так же как и во время блокады. Только теперь эти карточки обеспечивает не местное правительство, а наши тыловые службы. Вчера патруль открыл по толпе огонь резиновыми пулями, когда возмущенные перспективой бесплатного труда докеры попытались организовать митинг протеста. Мы в своем праве, мы только что подавили мятеж, а значит, мы теперь не на федеративной, а на вражеской территории. Со всеми вытекающими из этого статуса последствиями. Местные средства массовой информации под нашим контролем призывают граждан проявлять благоразумие и не противиться усилиям военных властей восстановить работу промышленности и портовых комплексов. «Для вашего же блага»,– звучит лейтмотивом в этих увещеваниях.

Мы отряжены в патруль. Наш маршрут – с Первой по Седьмую улицы в восточном районе, два верхних яруса. Командир – сержант Васнецов, старший патруля – капрал Имберт и я – простой патрульный. Внешне все напоминает комендантский наряд в жилых палубах «Темзы», только здесь мы в полном вооружении и маршрут длиннее. А так почти то же самое. Медленно прохаживаешься, поглядывая по сторонам, время от времени проверяешь документы у встречных флотских да отдаешь честь редким офицерам. Людей на улицах мало. Транспорта тоже. Раз в час заходим в один из двух работающих ресторанчиков, где в строгом порядке сменяют друг друга партии судовых команд, которым разрешено посменно отдохнуть. В отличие от Легиона, на Флоте приняты увольнительные «на берег». Хотя «берег» зачастую – опостылевшая флотская база с унылыми серыми стенами. И в увольнениях им можно употреблять спиртное и даже легкие релаксанты. Мы следим, чтобы нормы употребления не нарушались.

Флотские традиционно смотрят на нас слегка свысока. Но мы-то знаем, что под маской тщательно культивируемой неприязни частенько скрывается элементарный страх. Слишком часто, выполняя полицейские функции на борту, мы показываем, кто в этом мире главный. Мы– две части одного и того же механизма, призванные контролировать друг друга, иначе и быть не может. Теоретически Флот – самостоятельная сила и подчиняется Легиону только в оперативном плане. На практике же Флот без ограничений следует нашим «рекомендациям». И конечно же «свысока» – условное понятие. Средний рост легионера равен ста семидесяти пяти сантиметрам. По сравнению с нами флотские – настоящие коротышки. Метр шестьдесят. Малый рост означает большую подвижность личного состава на борту и экономию материалов при строительстве кораблей.

В одном из погибших скверов копошатся роботы под наблюдением хмурого оператора. Грузят на открытую грузовую платформу остатки насаждений. Я с любопытством приглядываюсь к пестрой группе. Заметив мой интерес, селенит намеренно поворачивается ко мне спиной. Он вышел на работу и делает ее бесплатно, но это не означает, что он должен демонстрировать оккупантам, как нас здесь называют, свое расположение.

Надо заметить, что, несмотря на голод и лишения, местные жители почти лишены агрессии. Да, мы оккупанты, да, мы отвечаем грубой силой на попытки требовать прежние, гарантированные государством права, но при этом складывается ощущение, что дальше не-приязни и нежелания общаться конфронтация с захватчиками не заходит. Немного позже я понял, в чем тут дело: местные жители совсем не похожи на землян, развращенных вседозволенностью. Скорее они большей частью напоминают земных биороботов, произведенных для того, чтобы заниматься определенной деятельностью, поэтому их жизнь и устремления довольно рациональны. Большинству из них и в голову не придет открыто выступить против превосходящего и отлично организованного противника. Ведь это бессмысленно: наше превосходство подавляюще, а значит, надо искать другой путь. Они привыкли находить разумный выход из любых ситуаций. Прирожденные бизнесмены. «Запах прибыли приятен, от чего бы он ни исходил» – так, кажется, любят говорить на Луне, повторяя слова какого-то древнего философа.

Поворачиваюсь на шум веселых голосов. Команда флотских с поднятыми лицевыми пластинами высыпает из дверей-шлюзов ресторана «У Гевелия». Все как один навеселе, матросы галдят у входа, не спеша разбираются в строй, их раскрасневшиеся лица парят на холодке. Их старшина тут же, с высоты ступеней он пересчитывает свое стадо. Я фокусирую взгляд на голубых эмблемах их скафандров. Надо же – земляки с «Темзы»! Явно палубная братва. Заметив патруль, старшина грозно прикрикивает на подопечных. Когда мы приближаемся, навстречу уже марширует почти безукоризненный (особенно если сделать поправку на состояние матросов) строй и, отдавая честь, идущий в голове старшина без привычной дерзости во взгляде рассматривает наши нарукавные нашивки. Эти нашивки просто чудо – всего лишь тускло-зеленый кружок, но о таком многие пока могут только мечтать. Этот кружок – свидетельство того, что мы участвовали в боевой операции. Со временем внутри него образуются цифры – число операций. После кружок станет темно-красным – признак того, что число боев, участником которых я был, перевалило за десяток. К моменту высадки на Европу цвет моей нашивки сменится желтым – более двадцати сражений. А на черном поле цифры уже не требуются: легионер прошел более трех десятков боев, остался в живых и дальнейший подсчет не имеет смысла.

Эти нашивки – предмет особой гордости легионера. На их обладателя смотрят с уважением, от цвета к цвету переходящим в почтение. Это потом каждая собака, кроме только что получивших форму новичков, будет щеголять свидетельством участия в боях. А тогда, в начале войны, авторитет носителей таких символов был едва ли ниже земного неба.

Мой первый бой сделал меня известным. Все дело в том, что мой нарукавный знак украшен красной каймой. Эта кайма расшифровывается как знак «первый». Обладатель такого знака первым поднялся в атаку, первым ворвался в неприятельские боевые порядки. Или первым проник на борт атакуемого судна. Как я. Я старательно делаю вид, что все произошедшее со мной – всего лишь удачное стечение обстоятельств, в соединении с моим замешательством не позволившее вовремя затормозить, но факт остается фактом – система управления боем зафиксировала, как рядовой Ролье Третий ворвался на борт станции «Луна-5», на целых четыре секунды опередив основную атакующую группу. На самом деле этот случай можно трактовать как грубый тактический просчет или следствие моей плохой выучки. Ведь если всякий наплюет на боевую задачу и начнет вырываться из строя, в слепой жажде славы надеясь оказаться впереди товарищей,– добра не жди. Но принцип «победителей не судят» позволил мне избежать кары. Возможно, та всемогущая Служба, ради которой я пошел на риск, незаметно подкрутила какие-то шестеренки. А может быть, Легиону нужны легенды для поддержания боевого духа, при создании которых приходится игнорировать некоторые пункты устава. Как странно, что никто из нас не замечает очевидного противоречия.