— Успокойся, — сказала человек.

— Я буду кричать, если пожелаю. Мама? Мама! Ма-ам! — Она начала подниматься.

Протянулась рука, и ладонь моментально закрыла ей рот, пальцы, как тигриные когти, впились в щеки. Рука толкнула Шарлотту, она упала на колени на что-то острое, похожее на камень.

— Мама! — закричала она, когда рука ее отпустила. — Ма…

Рука оборвала крик девочки, макнув ее лицом в суп. Суп был горячим. Он обжигал. Лотти зажмурилась, закашлялась, захлебнувшись. Забила ногами. Принялась царапать державшую ее руку.

Голос произнес у нее над ухом:

— Теперь ты успокоилась, Лотти?

Она кивнула. Человек отпустил ее голову. Суп стекал по лицу девочки и капал на школьную форму. Шарлотта откашлялась, вытерла лицо рукавом куртки.

Здесь, в этом неизвестном месте, куда он ее привез, было холодно. Откуда-то задувал ветер, но когда Лотти попыталась вглядеться, то ничего не различила за пределами светового круга. Что до человека, она видела только его ботинок, согнутую в колене ногу и руки. Она отодвинулась от них. Они же взяли термос и долили в миску суп.

— Никто не услышит твоих криков.

— Тогда зачем вы заткнули мне рот?

— Потому что не терплю девчачьих воплей. — Носком башмака он подвинул к ней миску.

— Мне надо в туалет.

— Потом. Съешь это.

— Это яд?

— Точно. Мне нужна твоя смерть, как пуля в ноге. Ешь.

Она оглянулась.

— У меня нет ложки.

— Минуту назад тебе, кажется, не нужна была ложка. А теперь — ешь.

Он отошел подальше от света. Чиркнул спичкой, и вспыхнул трепещущий огонек. Человек, сгорбившись, закуривал, и когда снова повернулся к девочке, она увидела тлеющий кончик сигареты.

— Где моя мама? — Задавая этот вопрос, она подняла миску. Суп был овощной, как готовила миссис Магуайр. Лотти никогда в жизни не испытывала такого голода, она стала пить суп, а овощи выбрала пальцами. — Где моя мама? — повторила она вопрос.

— Ешь.

Она наблюдала за ним, поднимая ко рту миску. Мужчина казался ей всего лишь тенью, и притом — расплывчатой тенью.

— Чего ты пялишься, а? Не можешь смотреть в другую сторону?

Лотти опустила глаза. Все равно, какой смысл пытаться разглядеть его. Различить она могла лишь его силуэт — голова, плечи, руки, ноги. Он старался держаться в темноте.

И тут до девочки дошло, что ее похитили. Она вздрогнула так сильно, что расплескала овощной суп. Он стек по руке на подол ее форменного фартучка. Что происходит, когда людей похищают? — подумала она. Попыталась вспомнить. Это как-то связано с деньгами? И похищенного прячут, пока не заплатят деньги. Только вот у мамы не очень много денег. А у Сито есть.

— Вы хотите, чтобы мой папа вам заплатил? — спросила она.

Он фыркнул.

— От твоего отца мне нужны отнюдь не деньги.

— Но вы же меня похитили, я права? Потому что, по-моему, это совсем не убежище, и вряд ли где-то здесь моя мама. А если это не убежище и мамы здесь нет, тогда вы похитили меня из-за денег. Так? А зачем еще…

Она вспомнила. Сестра Агнетис, ковыляя взад-вперед перед классом, рассказывала историю о святой Марии Горетти, которая умерла, потому что хотела остаться чистой. Святую Марию Горетти тоже похитили? Разве не так началась та жуткая история? Ее похитил кто-то, хотевший осквернить ее драгоценный храм Святого Духа. Лотти осторожно поставила миску на пол. Руки были липкими от выплеснувшегося супа, и девочка вытерла их о подол. Она не очень представляла себе, как оскверняют драгоценный храм Святого Духа, но если питье овощного супа, предложенного незнакомым человеком, имеет к этому какое-то отношение, тогда ей придется оть него отказаться.

— Я наелась, — проговорила она и добавила: — Большое спасибо.

— Ешь весь.

— Я больше не хочу.

— Я сказал, ешь. До капли. Ты слышала? — Он подошел и вылил в миску остатки супа из термоса. —

Тебе помочь?

Лотти совсем не понравился тон мужчины. Она знала, что он имеет в виду. Он снова сунет ее лицом в суп и будет держать там, пока она не захлебнется или не начнет есть. Лотти подумала, что захлебываться ей совсем не хочется, поэтому взяла миску. Бог простит ей этот суп, ведь правда?

Закончив, она поставила миску на пол и сказала: — Мне нужно в туалет.

Мужчина снова брякнул что-то на пол в круге света. Еще одна миска, но только глубокая и толстая, с опоясывающим ее кольцом из ромашек и отогнутыми краями, которые делали ее похожей на пасть осьминога. Девочка в растерянности смотрела на сосуд.

— Я больше не хочу супа, — сказала она. — Я съела все, что вы мне дали. Я хочу в туалет.

— Ну и давай, — произнес мужчина, — разве ты не знаешь, что это такое?

Она поняла, что похититель предлагает ей воспользоваться этой емкостью, причем у него на глазах. То есть она снимет трусики, присядет и будет писать, а он все это время будет смотреть и слушать. В точности как делала дома миссис Магуаир, стоя под дверью и спрашивая:

— Ну как, животик подействовал, малышка?

— Я не могу, не могу при вас, — сказала она.

— Тогда не надо, — ответил мужчина и забрал сосуд.

В мгновенье ока подхватил термос, суповую миску и фонарь. Свет погас. Лотти услышала, как что-то шлепнулось рядом с ней на пол. Вскрикнув, она отскочила в сторону. Струя холодного воздуха промчалась над ней, как рой вылетевших с кладбища призраков. Потом что-то лязгнуло, затем щелкнуло, и Лотти поняла, что осталась одна.

Она похлопала рукой по полу там, где что-то шлепнулось. Мужчина бросил ей одеяло. Оно неприятно пахло и было грубым на ощупь, но девочка подобрала его и прижала к животу, стараясь не думать о том, что означает получение одеяла в связи с ее пребыванием в этом темном месте.

— Но мне же нужно в туалет, — всхлипнула она и снова ощутила комок в горле и стеснение в груди. Нет, нет, подумала она. Она не должна, не должна. — Мне нужно в туалет.

Шарлотта опустилась на пол. Губы у нее дрожали, глаза наполнились слезами. Она прижала ладонь ко рту и зажмурилась. Попыталась сглотнуть стоявший в горле комок.

«Думай о веселом», — сказала бы ее мать.

И поэтому она подумала о Брете. Даже произнесла ее имя. Прошептала его.

— Брета. Лучшая подруга, Брета.

Потому что самые веселые мысли были о Брете. Играть с Бретой. Болтать с Бретой. Проказничать с Бретой.

Она стала соображать, что сделала бы на ее месте Брета. Здесь, во тьме, что бы предприняла Брета? Первым делом пописала бы, подумала Лотти. Брета пописала бы. Она бы сказала: