Илья выбрал льдину по себе — самую крепкую с виду. Она была столь огромна, что лежала плоско, не поддаваясь качанию волн. Лежала-лежала, да и треснула. Послышался звук, будто экструзионная машина сработала, и льдина разошлась надвое.

Илья, оставшийся по ту сторону разлома, перескочил на эту, едва не сверзившись, — тюлень фыркнул, как Тимофею почудилось — насмешливо.

Из разводья заполошно выплыл пингвин, но выпрыгнуть на льдину не успел — морской леопард схватил «адельку» за голову и начал с силою трепать из стороны в сторону. Через несколько взмахов шкура пингвина слетела, а хищный тюлень нырнул с освежёванной тушкой под воду.

— Борьба за жизнь, — философски заметил Илья.

Харин вынул радиофон, но тот, паскуда, сиял пустой стереопроекцией. Нежный женский голосок прощебетал: «Извините, вы находитесь вне зоны доступа».

— Бесполезно, — сказал Тимофей. — Это ж АЗО, Приполярье. Надо ждать, пока Спу-57 не появится… Часика через четыре.

— Ну и фиг с ним…

Льдину медленно выносило в море. Берег — дырявое белое покрывало, там и сям проткнутое острыми коленками скал-нунатаков[41]— всё удалялся и удалялся. В стороне чернели островки Майолла и Мак-Махона. Припай расстилался вокруг разрывчатым белым полем, льдины со скрипом и гулом тёрлись друг о друга, то расходясь, открывая в прогалах свинцово-зелёную студёную воду, то сталкиваясь и громоздя торосы. В километре к западу важно проплывал айсберг, отливая купоросной синью. Пускали фонтаны киты, плавно, величественно даже выгибая чёрные, лоснящиеся спины. Поморник, величиной с орла, парил поверху с отвратительным клёкотом, ниже стремительно кружилась стайка вильсоновых качурок.

— Хорошо как… — зажмурился Харин.

— Тепло… — поддакнул Браун. — Плюс пять в тени.

— Птички поют…

Сихали хмыкнул только и уселся на лёд.

— В ногах правды нет, — изрёк он.

— Она вся в заднице, — подхватил Змей, приседая рядом.

Небо неожиданно нахмурилось, серые низкие облака, местами в виде бахромы, спустились к поверхности моря. Стоковый ветер[42]с Антарктиды донёс своё морозное дыхание, затягивая белый свет непроглядным молочно-белым туманом.

— Мы сделали всё, что могли, — изрёк Харин.

Включив терморегулятор каэшки, он надвинул капюшон и завалился подремать.

…Минул час. Прошёл другой и третий. Туман разошёлся, но и суша отдалилась так, что линия берега почти сливалась с океанским простором, далеко на юге голубея сквозь розовую дымку. Завечерело, стало подмораживать. Близился день летнего солнцестояния, и дневное светило лишь на один-два часа заходило за высокий купол Антарктиды. Огненный шар краешком скрывался за возвышенностями и, искажённый рефракцией воздуха, пылал, подобно жаркому бездымному костру, на снежной белизне. А внизу, на снегах, тянулись траурные тёмно-фиолетовые тени. Чёткая линия облаков, натекавшая на материк, закрыла солнце, и край их окрасился в насыщенные малиновые, зелёные, жёлтые тона.

— Картинка! — хмыкнул Илья.

Тимофей не успел разделить с товарищем его тихий восторг — он неожиданно ощутил острый зуд за ушами. Челюсти завибрировали, как камертон, улавливая луч мощного гидролокатора субмарины.

Тугарин-Змей тоже встрепенулся, тревожно глянул на Сихали. Генрук медленно кивнул — чую, мол.

— Знать бы, кто… — сказал он.

В чёрных водах прорезалась смутная белая тень, и вот из глубины всплыла покатая рубка субмарины. Тимофей узнал обводы самоходной подводной баржи, рабочей лошадки океана. Вода ещё стекала пенными струями с округлых бортов, а люк уже залязгал, отвалился в сторону, и на узкую палубу выпрыгнул Шурик Рыжий.

— Накатались? — проорал он, скаля крупные зубы.

— Это они в тюленей играли, — выдвинул версию Сегаль, выглядывавший из люка.

— Хватит баловаться, — донёсся гулкий зов Белого. — Илюша-а! Тимоша-а! Домо-ой!

— Разговорились… — проворчал Илья.

— Скройтесь с глаз, — заорал Сихали Браун, — уступите место!

Он перепрыгнул на скользкую палубу СПБ и удержался, подхваченный за локоть могучей дланью Харина.

— Залазь, генрук! — сказал Сегаль, сияя.

— Вовремя вы… — выдохнул Тимофей.

— Обыскались совсем! — жизнерадостно забалаболил Рыжий. — Мы только-только в салун завернули, решили прибытие отметить, а тут… Шалыт залетает — глаза как у бешеного таракана. Орёт, будто ненормальный: «Спасайте! Срочно! Их с припаем в море унесло!» Мы бегом к бухте Фритт[43]— у «молодёжников» там две зспэбэшки[44]причалены, и вот… И давай к погружению готовиться!

— Показали «пингвинам» мастер-класс! — донёсся вопль Белого с ЦПУ.

— Молчи уж, баклан, — проворчал Купри, выбираясь из закутка.

Сихали впервые увидел комиссара радостно улыбавшимся.

— Орден повешу, — пообещал Сихали, крепко пожимая руку Купри, — «За спасение утопающих».

— Приготовиться к погружению! — заорал Белый.

— Да что ж ты всё время орёшь? — покривился Димдимыч.

— Это не я ору, это душа поёт!

Браун присел на комингс, отстранённо, как бы вчуже наблюдая за товарищами, быстро и ловко управлявшимися со сложным хозяйством СПБ. Напряжение спало, и тут же навалилась усталость. Он откинул голову к переборке и уставился в верхний иллюминатор. За ним синело небо, потом стали заплёскивать волны.

— А эта группа велика… — протянул комиссар. — Я имею в виду «Чёрное солнце». Они мобильны, их действия скоординированы. Не удивлюсь, если у них полно агентов — уж больно «шварцы» осведомлены…

— Ох, как же мне всё это надоело… — простонал Тимофей. — Я Пэ-Пэ-Вэ хочу заниматься, а не всей этой фигнёй! Чтоб им всем… Димдимыч, регистрограммы у тебя?

— Какие? — не сразу понял Купри. — А-а… У меня. Обе.

— Начнём с них. Вон как за ними «шварцы» бегали! Димдимыч, есть знающие люди на примете? Те, что дружат с волновой психотехникой? Надеюсь, не всех же их похитили!

— В точку, — одобрительно кивнул Борис Сегаль, — а то уж слишком часто я слышу эту приставку — психо!

Комиссар задумчиво почесал ухо.

— Есть один спец, — сказал он. — Головастый мужик, хоть и с закидонами. Он священник в Мак-Мердо.