Владивосток. Японское море

Апрель – май 1904 года

Платон Диких по въевшейся привычке мгновенно проснулся от еле слышной трели первой боцманской дудки, свиставшей к побудке. Выработанная за долгие годы службы автоматика рефлексов сработала: он попытался нашарить концы, поддерживающие койку, и вскочить. Однако ударился правой рукой о переборку, левая схватила воздух, а его макушка ткнулась во что-то жесткое. Откуда-то сверху раздалось сонное чертыхание. Открыв глаза, Платон осознал, что пробудился на нижней койке четырехместной каюты. С левой стороны доносился храп его сокаютника, как он теперь вспомнил, такого же прапорщика по адмиралтейству, из бывших штурманов дальнего плавания…

После неожиданно пышной встречи «корейских» на вокзале, увидев свое будущее место службы и тускло поблескивающий казенник новенького, еще пахнущего заводской смазкой десятидюймового «чуда», он почти «впал в изумление». А утро одного из последующих дней принесло ему еще больший сюрприз. Тогда, после подъема флага, он уж было собрался идти в свою башню, но его перехватил командирский вестовой с приказом «одеться по первому сроку и ждать каперанга Беляева в катере через двадцать минут».

Платон тяжело вздохнул, решив, что прибыл наконец постоянный командир башни, которую он уже привык считать своей, а он вызван для «передачи дел» новому начальнику, и побежал переодеваться. На пристани их ожидала пролетка. Платон, повинуясь взмаху руки командира, уселся на облучке вместе с кучером.

– На Светланскую, угол Посьетской. К заведению портного Ляо, – прозвучала команда, и пролетка тронулась.

Когда они подкатили к портновской мастерской, известной как своими ценами, так и отличным качеством работы, Беляев, выйдя из экипажа, приказал Платону следовать за ним и ничему не удивляться. Быстрым шагом они прошли через зал внутрь мастерской, где моряка немедленно окружили двое портных, заставили снять бушлат, рубаху и брюки, после чего начали споро снимать с него мерки.

– Чтобы через четыре часа готово было, – сказал Беляев, – Доставите в Морское собрание дежурному офицеру, а все остальное к вечеру на крейсер. На дежурном катере будут ждать.

– Не извольте-с беспокоиться, господин капитан первого ранга, – сказал старший из мастеров. – Обязательно успеем, не в первый раз.

– Ну что ж, Платон Иванович, теперь поехали дальше, – сказал Беляев, когда изумленный до невозможности Платон оделся, – теперь нам с тобой в Первую гимназию.

Перед гимназией их дожидался смутно знакомый молодой лейтенант в сопровождении трех человек, одетых в выходную форму железнодорожных машинистов.

«Кажется, благородие с „Варяга”», – припомнил Платон. Двое путейских выглядели лет на тридцать пять – сорок, а один, помоложе, под тридцатник.

– Доброе утро, Григорий Павлович, заждались мы тут вас, – улыбнулся лейтенант.

«Балк», – вспомнил наконец фамилию варяжца Диких.

– Здравствуйте, Василий Александрович, мы тут к портным заезжали.

– А мы еще вчера вечером успели, – понимающе усмехнулся лейтенант. – Ну что? Коли все в сборе – пойдемте.

Широкую дверь гимназии перед ними отворил швейцар. Они вошли и, поднявшись по лестнице, свернули в коридор, заканчивающийся большой дубовой дверью. Лейтенант взялся за ручку, открыл ее, пропуская первым Беляева, а затем всех остальных. В центре кабинета сидел представительный господин в пенсне, с бородкой клинышком, облаченный в мундир Министерства просвещения. Он не спеша встал, обогнул стол и, подойдя, поздоровался с Беляевым за руку.

– Знайте, уважаемые Григорий Павлович и Василий Александрович… Это, милостивые господа, исключительно только из уважения к вам лично и к вашим героям. Для флота теперь от владивостокцев – все. Вы теперь наши ангелы-хранители… – сказал он с улыбкой.

– Ну что вы, Евгений Васильевич, право. Какие же мы ангелы. От нас – сплошные дым, гром да пар, как из преисподней. Просто служба у нас такая – Родину защищать. Но и вы ведь для блага государя и России все делаете. Да и сами знаете, не будет никаких вопросов. Ежели что – архив разметало японской бомбой еще месяц тому назад, при бомбардировке, – заговорщицки подмигнул ему Балк.

– Ну, что ж, господа, подходите к столу, расписывайтесь и забирайте свои аттестаты, – сказал чиновник.

Платон подошел первым, взял протянутое перо, расписался в толстом журнале официального вида в указанном месте. Затем чиновник протянул ему веленевую бумагу, всю насплошь официальную, с гербом Министерства просвещения вверху и гербовой печатью внизу. «Аттестат» – значил заголовок. Пока Платон пытался понять, когда именно он успел сдать экзмены за весь курс гимназии и что все это значит, за ним подошли, расписались и получили такие же бумаги трое железнодорожников.

– Ну что ж, любезный Евгений Васильевич, – сказал Беляев, – ждем вас с супругой и дочерьми на следующем балу в собрании, приглашение будет послано заблаговременно. А за сим позвольте откланяться, нам еще в одно место успеть надо…

Выйдя на улицу, лейтенант усмехнулся и, обращаясь к капитану первого ранга Беляеву, спросил:

– Дозволите закурить, хоть и не положено?

– Курите и меня не забудьте. Надо же, все прошло как по маслу, хотя я, признаться, поначалу вам не поверил, – сказал Беляев и рассеянно усмехнулся. – Чудеса, да и только.

Лейтенант, достав портсигар, открыл его и протянул в сторону изумленного Платона и троих машинистов.

– Угощайтесь, господа, вам еще одно препятствие осталось, и мы увидим небо в алмазах.

Платон смущенно взял предложенную папиросу, за ним закурили и двое машинистов, а третий отказался, сказав, что после простуды не курит.

– Ну что, Григорий Павлович, – сказал Балк, глубоко и сладко затянувшись, – говорил же я вам – подход надо было искать через швейцара. Всего-то пять рублей – а какой кладезь информации… А вы, господа, дороговато начинаете обходиться Императорскому флоту, по полста рубликов за каждый из аттестатов о сдаче вами экстерном экзаменов за пятый класс гимназии выложить пришлось. Но ничего, вы их у нас, голубчики, все до копеечки, как каторжники на французских галерах, отработаете.

– Ладно, поехали в штаб, – сказал Беляев, – им еще экзамен держать нужно.

Платон, слушающий этот разговор, в конце концов не удержался и спросил:

– Ваше превосходительство, какой такой экзамен?

Офицеры весело переглянулись, и за Беляева ответил Балк:

– Много будете знать, господа, состаритесь быстро. Но не волнуйтесь слишком. Вам он будет по силам.

«Да неужто экзамен на классный чин? На прапорщика по адмиралтейству? Так ведь со времен деда нынешнего императора таковых экзаменов на флоте не бывало. Оно теперь, конечно, война. Но ежели и так, как мне его сдавать-то? – терзался сомнениями Платон. – Ну, по словесности и по уставам – даст бог, отвечу. А вот что еще отвечать придется?..»