Вероника на секунду замолчала, что-то явно припоминая. Затем продолжила:

– И вот еще что. Она сохраняла трезвую голову в такой момент, когда любая мать закатит истерику. Однажды Андрюша упал с велосипеда и сильно поранил колени. Мальчик весь в слезах, с окровавленными ногами вошел в дом. Домработница Катя схватилась за сердце и закричала: «Боже! Ребенок убился насмерть! Помогите! Врача!» Я тоже в первый момент растерялась, хотя по образованию медсестра, в детской больнице не один год проработала, насмотрелась на травмы. Одна Елена повела себя безукоризненно правильно. Она велела Кате заткнуться, приказала мне принести в ванную необходимые средства, мы вдвоем промыли раны ребенка, обработали их. Потом Лена повезла мальчика в больницу сделать на всякий случай рентген и прививку от столбняка. Мать действовала совершенно разумно, но… Понимаете, я видела стольких родительниц в кабинете у хирурга, и все словно из одного яйца вылупились. Попросишь их: «Подержите ребенка, пока я брюки на его ноге разрежу», они начинают плакать: «Ой, ой, не могу ему больно сделать. Ой, ой, не мучайте моего малыша. Ой, может, не делать укол от столбняка? Это же так больно». От матерей никакой помощи медсестре, лучше их вообще в кабинет не впускать. А Елена недрогнувшей рукой убирала губкой грязь с разбитых ног незадачливого велогонщика. Андрюша начал рыдать, а она остановила его: «Мужчины никогда не хнычут. Если сейчас не удалить землю из раны, может начаться нагноение, бактерии проникнут в кровь. Потерпи. Ты же хотел радиоуправляемый вертолет? Я его тебе куплю, когда будем возвращаться из клиники домой. Если проявишь мужество – самый большой летательный аппарат твой». И она действительно приобрела ему игрушку. Андрюша потом мне признался: «Очень больно было, но я старался не плакать, хотел «Черную акулу» получить». Ну какая мать сохранит самообладание, когда окровавленный ребенок заливается слезами?

Я решила защитить Лену.

– Наверное, та, которая понимает, что ее истерика напугает сына и ни к чему хорошему не приведет. В момент опасности необходимо сконцентрироваться, взять себя в руки и действовать хладнокровно. Очень похвально, что Лена не принадлежит к категории истеричек.

Вероника Егоровна кашлянула.

– Через месяц после падения Андрюши Ася стукнулась лбом о пол. Девочка сидела на одеяльце, потянулась за игрушкой и не удержала равновесия. Ничего ужасного не случилось, но малышка зарыдала, в основном от обиды, больно ей вряд ли было. Лена в тот момент оказалась неподалеку. Услышав вопль дочери, она примчалась в детскую, увидела слезы на личике Аси и закричала: «Скорей звоните врачу! У малышки сотрясение мозга, ей плохо! Господи, доченька моя…» Потом мать бросилась к уже замолчавшей девочке, начала ее целовать, тискать, плакать, ругать меня, домработницу, Андрюшу, который в недобрый час заглянул в комнату – посмотреть, что произошло. Досталось всем. Хозяйка рвала и метала, напугала Асю, и та истошно заревела. Через час в дом прибыли три профессора – хирург, невропатолог и терапевт. Все в один голос заверили: здоровью крошки ничто не угрожает, даже синяка не будет. Но Лена все равно остаток дня носила дочь на руках, а спать ее уложила в свою постель. В общем, хочу отметить, что по какой-то причине Елена Сергеевна относилась к сыну прохладно, а к дочери совсем иначе. В первом случае она была безупречным воспитателем, а во втором – сумасшедшей, без памяти любящей свое дитя матерью. Андрей это чувствовал, потому и случилось…

Вероника Егоровна быстро захлопнула рот, но я была начеку.

– Что случилось?

Бывшая няня снова закашлялась. Потом все же решила продолжить разговор:

– Андрюша немного упрямый мальчик, способен вредничать, лениться. Но у нас с ним сложились доверительные отношения. Я понимала, что он отчаянно ревнует родителей к сестре. Он увидел, как могут любить ребенка, и еле-еле справлялся со своими эмоциями. Когда Лена или Юра целовали, ласкали дочку, у Андрея в глазах мелькало… Ну, что-то нехорошее… Скажите, Даша, у вас есть в доме камин?

Я кивнула.

– Да. Один на первом этаже в гостиной, другой в моей спальне.

– Пламя открытое? – продолжила любопытствовать Вероника Егоровна.

– Конечно, нет. Сейчас же не восемнадцатый век, – улыбнулась я. – Никому не хочется устроить пожар и вдыхать дым, который даже при хорошей тяге пойдет в комнату. Сейчас топки закрыты.

– Верно, – согласилась Балкина. – И у Малининых был именно такой камин. Чтобы открыть стеклянную дверцу, требовалось сначала нажать на ручку, слегка утопить ее, а потом резко поднять. Операция не из простых, заслонка идет вверх тяжело, это сделано специально для того, чтобы дети не могли обжечься. А вот вниз заслонка, если не придержать, не зацепить за специальное крепление, падает мгновенно. Производители топок сделали все возможное, чтобы исключить несчастный случай с ребенком. Когда Ася чуть не угодила в огонь, ей исполнился год и один месяц. Скажите, могла крошка сама проделать сложную операцию по открытию дверцы? Нажать на ручку, поднять ее, толкнуть заслонку вверх, закрепить… А защитный экран, когда я подбежала, стоял на стопоре.

– Нет, – обескураженно протянула я, – это маловероятно. Может, камин случайно не закрыли?

Вероника Егоровна начала переставлять на столе чашки.

– Мы сидели с Асей в гостиной, я читала ей книгу. Камин находился в полном порядке, пламя билось за стеклянной загородкой. Потом девочка намочила памперс. Я оставила ее на диване и пошла за сухими штанишками, отсутствовала менее пяти минут. Каким макаром Ася успела слезть с софы и добраться до огня?

– Ну… маленькие дети необычайно проворны, – пробормотала я. – Ахнуть не успеешь, как натворят дел.

Няня отвернулась к окну.

– А вот мне в голову пришло другое. Когда Юрий Иванович объявил мне об увольнении, я попросила разрешения переночевать в доме, но вовсе не потому, что побоялась уйти поздним вечером, а хотела побеседовать с Андреем. И около полуночи тайком вошла в спальню к мальчику. Знаете, он меня ждал. Сразу заплакал, стал просить прощения.

Меня охватил ужас.

– Хотите сказать, что брат не вытаскивал сестру из огня, а, наоборот, толкал в него? Когда же в гостиную вбежали вы, мальчик прикинулся спасителем?

Вероника Егоровна перекрестилась.

– Господь с вами! Андрейка не убийца. Нет, он задумал стать в глазах родителей героем. Решил, если изобразит, что храбро вытащил Асю из жарко пылающей топки, его похвалят, расцелуют, купят подарки, то есть наконец-то он получит столь необходимое ему внимание и поощрение от родителей.

– Ну и ну! – только и сумела произнести я. – Почему взрослые не задались вопросом, как Ася открыла топку?

Бывшая няня развела руками.

– Елена страшно перенервничала, накричала на меня. Между прочим, совершенно справедливо, я не имела права оставлять малышку. Мать не думала ни о чем, кроме как о дочери. Когда с работы вернулся Юрий Иванович, он впал в ярость. А Андрей сказал: «Я сидел в столовой, увидел, что Ася лезет в огонь, и помчался к ней». У Малининых столовая и гостиная являлись по сути одним пространством, просто обеденная зона была чуть приподнята. Родителям и в голову не могло прийти, что маленький мальчик способен столь изощренно лгать. Кроме того, они никогда не понимали, что творится у сына в душе.