бы Каю не грозило получить воспаление легких! Уже чудо, что он выжил! Поблагодарите озеро, что оно не забрало его жизнь! – Качнув головой, тоном, не терпящим возражений, она добавила: – Герда, идем на кухню. Ему надо переодеться.

Та кивнула, и вскоре они обе скрылись за занавеской, разделяющей комнаты.

Кай вздохнул, глянул на одежду, лежащую рядом на табурете. Немного помедлив, он стал переодеваться. А в камине плясали языки пламени, их веселые оранжевые отсветы гуляли по комнате, будто пытаясь заставить его забыть о тьме холодной бездны на дне реки, теле давно мертвой Дорты и Деве Льда, спасшей его. Его удивляло, почему тело девушки так хорошо сохранилось, будто она утонула лишь вчера. Но, возможно, причина была в том белом огне, что таился в ее груди. Мог ли он стать причиной смерти?

Достав из кармана пальто толстую цепочку из потемневшего серебра, Кай задержал взгляд на кольце – широкое и потертое, с белым мутным камнем в центре. Только сейчас он понял, зачем забрал его, – хотел отдать семье умершей. Но теперь не был уверен в правильности этого решения и с этими мыслями убрал украшение в карман сухих брюк.

Когда он переоделся, то еще долго сидел у горящего огня с чашкой чая, принесенной Гердой. Его одежду развесили здесь же, у теплого, согревающего пламени. Неподалеку висела и дубленка, накинутая на его плечи.

Герда села рядом с ним на скамейку, тоже сжимая в руке чашку.

– Я сегодня так испугалась, – прошептала она, поглаживая гладкий фарфор. – Ты провалился прямо на моих глазах. Лед словно взорвался. Это было так страшно…

– А я толком не помню, как это произошло, – соврал Кай тихим голосом, а перед его глазами стояло белое распухшее лицо с разинутым ртом. – Вот я стою, а в следующую секунду уже барахтаюсь в ледяной воде.

Вслед за первым видением в памяти вспыхнула Дева Льда. Уже не впервые она спасала его, когда он уже готовился умереть. И это вновь порождало странные меланхоличные мысли о собственной жизни. А еще он вспомнил тот зимний день, когда в девятилетнем возрасте пошел в лес, собираясь никогда из него не вернуться.

– Как твое плечо? – удивленно спросила Герда, вырвав его из дум. Она выразительно смотрела на левую руку Кая, которой он поправлял край накинутого на плечи покрывала. – Не болит?

Кай застыл, только теперь понимая: плечо действительно не давало о себе знать.

– Пока нет. Наверное, это из-за нервов от случившегося. Еще заболит, – сказал он, зная, насколько неуклюже звучат его оправдания.

– Ладно, – отозвалась задумчиво Герда.

Кай различил отблески сомнения в ее глазах, но, сделав вид, что не замечает, вновь повернулся к огню, некоторое время еще чувствуя на себе внимательный взор Герды. Его пальцы крепче сжали кружку с горячим чаем.

В комнату вошла мама Герды, вытирая руки о фартук.

– Ужин почти готов, – сообщила она как раз в тот момент, когда раздался хлопок входной двери – вернулся господин Хакон.

Вскоре все пошли к столу. Всю трапезу главной темой для обсуждения было случившееся на озере. На памяти отца Герды последний раз проваливались под лед лет десять назад. И то потому, что один глупец вздумал пройти на тот берег, когда воду только-только сковала тонкая корка. Но чтобы вот так, в середине зимы – никогда подобного не случалось.

Время от времени Кай ловил на себе пристальный взгляд подруги, который она бросала на него с противоположной стороны стола. Когда ужин завершился, Кай попрощался, собираясь вернуться к себе. Если бы Герде не поручили вымыть посуду – он был уверен, – она бы направилась вслед за ним.

Поблагодарив за все, держа в руках все еще мокрые вещи и обещая чуть позже вернуть чужую одежду, Кай покинул их уютный дом. Вышел на темную мрачную улицу. С неба, словно кружась в воде, медленно падали на землю снежинки. Тьма укутала город, и со стороны реки не доносилось ни звука. Некоторые считали зиму унылой и опасной, но Кай всегда видел в ней девственную красоту. Даже теперь, когда его жизнь превратилась в хаос.

Кай поднялся по скрипящим ступенькам, видя, как полоска света пробивается из-под соседней двери, отпер старый замок своей комнаты. Внутри, ожидаемо, было прохладно. Еще несколько часов назад этот мороз вызвал бы у него дрожь во всем теле.

Скинув сырые вещи прямо на пол, Кай подошел к камину. Сложив сухие дрова и хворост, он взял в руки огниво. Долгое время выбивал искры, прежде чем наконец-то зажглось пламя. Но стоило затрепетать первым языкам несмелого огня, как ставни вдруг забились, а окна затрещали.

Когда повисла тишина, Кай оглянулся.

– Спасибо.

– Это был альв озера, – холодно произнесла она, не обратив внимания на его благодарность. – Природный дух, – уточнила в ответ на непонимание во взгляде. – Он почувствовал Осколок внутри тебя, поэтому напал.

Теперь все вставало на свои места.

– Что с этим Осколком? Почему он так важен?

– Почему важен Осколок Зеркала разума? – повторила она, скептически взглянув на него, будто не веря, что Кай может быть настолько невежественен. – Все дело в его силе. Озеро способно поведать прошлое, настоящее, будущее и исцелить от всех болезней. Как думаешь, какова сила его вод? – Голос Девы Льда звучал гулко и в то же время глубоко. Она была предельно серьезна, а еще чем-то крайне обеспокоена, от этого отвечала резко и быстро. – Альвы инстинктивно стремятся получить его. Они не могут пойти против этого зова. Всего один осколок может позволить им обрести оболочку. Многие боги изначально были альвами, спустя тысячелетия накопившими силы и переродившимися.

– Ты тоже? – едва не перебив, спросил Кай.

На мгновение в ее взгляде скользнуло что-то необычное.

– Нет, я исключение… И мне пора, – с мрачной решимостью проговорила Дева Льда. – В следующий раз, когда мы увидимся, я отниму твою жизнь.

Казалось, еще мгновение, и она исчезнет, развеется вместе с ветром.

– Что? Подожди! – Кай подался вперед, хватая ее за руку.

– Желаешь смерти? – Дева опустила голову и завороженно уставилась на его руку, сжимающую ее запястье.

Кай разжал пальцы.

– Я лишь хочу поговорить, – признался он. Ему следовало поблагодарить ее, но вместо этого из его уст вырвался вопрос: – Почему ты желаешь только убивать?

Дева Льда усмехнулась, развернулась и шагнула ему навстречу. На ее лице застыла циничная и жестокая улыбка.

– Я ничего иного не умею. Людские истории ведь только об этом рассказывают? Я рождена проливать кровь, поэтому не надо обвинять меня и стыдить в моей же собственной природе.

Она словно мстила ему, с изяществом и торжеством подтверждая истории, гуляющие по городу,