утрам Хосе учил мальчика тому, как правильно крепить упряжь и держаться в седле, основам фехтования, этикета и кулачного боя. Немного погодя «сражения» стали перемежаться занятиями танцами. Потратив неуемную детскую энергию, его воспитанник как младенец спал всю сиесту, и после обеда они вместе корпели над бумагами. Простой счет мешков и телег переходил в планирование домашнего бюджета. Они обсуждали прочитанные книги, по косточкам разбирали поэтические слоги. Мальчик не испытывал особой страсти к музицированию, но сносно перебирал струны гитары в нескольких выученных аккордах.

Особой страстью Мигелито была, разумеется, езда верхом. Хосе порой использовал ее как «морковку», подвешиваемую перед носом ученика, чтобы уговорить подвижного ребенка закончить упражнение по чистописанию или геометрии.

Дядюшка, судя по всему, был доволен обучением внука. Порой он приходил понаблюдать за тренировками в саду или расспрашивал Мигелито о том, что он выучил или прочел за последнее время.

Розалина же… Стоило даме появиться неподалеку, Хосе хоть краем глаза, но непременно следил за ней. Его мир наполнялся плавными, элегантными движениями ее рук, ее обволакивающим голосом, витающим в воздухе, неописуемым нежным ароматом.

А улыбка? Ох, как Хосе любил ее улыбку!

Ведя светские беседы за столом, он иной раз намеренно вворачивал забавные или даже остро-насмешливые истории, поначалу – чтобы разрядить обстановку, а после – с единственной целью: увидеть, как изгибаются ее розовые губы.

Постепенно сдержанно-вежливая дама привыкла к его присутствию и теперь уже сама делилась забавными историями, которых знала великое множество. Правда, улыбалась все равно редко, поэтому каждую улыбку Хосе ловил, как награду.

Наверное, молодой идальго был бы полностью счастлив, деля свое внимание между хозяйкой дома и ее сыном, но увы, в доме хватало людей, желающих задеть нового секретаря. Поначалу его цепляли слуги – тыкали его подчиненным положением, посмеивались, но Хосе умел сдерживать родовой гонор – бедность быстро приучила следить за языком. Беда пришла, откуда не ждал – юная де Алмейда стала уделять воспитателю брата слишком много внимания. И знала ведь, что никто не одобрит ее брак с нищим родственником хозяина дома, но безжалостно строила ему глазки, требовала услуг и вообще «точила коготки», рассыпая улыбки и двусмысленные комплименты.

Будь де Сааведа в любом другом доме – он бы просто посмеялся над девчонкой, возомнившей себя роковой красавицей, но здесь он вынужденно соблюдал не просто вежливость – неприступную тактичность. А девчонка все усиливала напор, и даже донья Хуана уже неодобрительно поджимала губы и качала головой, наблюдая за выкрутасами сеньориты Селины.

Дон Траба потерпел эти дурачества примерно неделю, а потом… просватал «дикую козу» и приставил к ней дуэнью, дабы девица готовилась к свадьбе, не занимаясь глупостями. Строгая и чопорная донья Кармела быстро научила Селину смотреть в свою тарелку и вышивать в тени.

Хосе решил, что теперь ему ничего не угрожает, однако через несколько дней стало понятно, что Селина винит в своих бедах кого угодно – только не себя. И… мстит учителю. Мелко и гадко, то обливая его колени соусом, то намекая на то, что он гуляка и блудник. Идальго не пристало обращать внимание на капризы юной сеньориты, но за столом сидела Розалина. Она прекрасно видела и наглое поведение падчерицы, и неловкость Хосе, но… молчала. Лишь однажды, когда дон Траба объявлял Селине о помолвке, лицо Розалины исказила эмоция, но Хосе не смог различить какая.

* * *

– Хорошо, а теперь затяни подпругу, – Хосе гладил замшевый нос коня и следил за стараниями мальчика.

Ребенок продел ремень сквозь пряжку, потянул за кожаную ленту с большим усилием. Раз, другой.

– Не выходит! Что я делаю не так?

– Все так, Мигелито. Тебе просто пока силенок не хватает, – мужчина усмехнулся, наклонился и быстро закончил надевание упряжи. – Вот когда ты сможешь подтягивать себя одними только руками хотя бы десяток раз, тогда сможешь сам затягивать подпругу.

Мальчик шмыгнул, оглядел коня, затем ворота и нетерпеливо вскинул голову, умолительно заглядывая в глаза учителя:

– Покатаемся?

– Что ж, ты правильно пересказал главные добродетели мужчины вчера вечером и усердно занимался. Покатаемся.

Хосе помог мальчику усесться в седле, взял коня под уздцы и неторопливо вывел за ворота. Надо же, а ведь он не покидал дома Траба уже много дней, а может, и недель…

Утреннее солнце приятно щекотало кожу, ветер развевал все кусочки ткани, до которых мог дотянуться, включая одежду прохожих и редкие сбежавшие из-за ставен занавески. Мигелито без перерыва широко улыбался, возбужденно лепеча о том и о сем, и уверенно управлял поводьями. Хосе пока не отпускал подопечного в «свободное плаванье», продолжая вести на удивление терпеливого коня под уздцы. Впрочем, молодой мужчина искренне наслаждался прогулкой и никуда не спешил.

Проехав до ближайшей площади, совершив круг почета вокруг фонтана и вернувшись обратно, Хосе с мальчиком столкнулись в воротах с самим доном Траба. Дядюшка верхом на красивом белом скакуне и в камзоле с особенно ярко сияющими пуговицами чинно направился вверх по улице, бросив:

– Вернусь к завтрашнему вечеру. Обратите внимание на книгу, лежащую на столе в библиотеке.

Позднее Хосе и вправду обнаружил на столе новую книгу – сборник законов, касающихся торговых отношений, наследования и других способов передачи имущества. Дядюшка захотел поднатаскать внука в купеческом ремесле?

После сиесты, часть которой мужчина потратил на изучение книги, донья Розалина, по обыкновению, спустилась к обеду в великолепном, хотя и скромном, черном платье. Верно, это не платье делало женщину краше, а наоборот, Хосе было трудно судить.

Донья Кармела вышла к столу, сообщила, что ее подопечная приболела, и унесла наверх поднос. Донья Хуана, как всегда, сидела тихо, так что у Хосе на миг сложилось впечатление, что за столом остались только они двое. Он и донья Розалина.

Идальго довольно быстро утолил голод, но остался за столом, потягивая сангрию, деликатно любуясь лицом доньи. Ее улыбка, звук её голоса будили в нем нежность. В какой-то момент мужчина поймал себя на том, что, задумавшись, едва не протянул руку, чтобы поправить выбившуюся из ее прически прядь волос, но успел сделать вид, что тянется к сыру.

Вот только взгляд! Взгляд он не спрятал! Женщина застыла, завороженно глядя на него в ответ. Не возмущаясь, не пугаясь. Просто застыла, словно… в ожидании?

Мысленно Хосе завершил жест, преодолевая последние разделяющие их дюймы, заправляя своевольные волоски ей за ухо. В своих мечтах даже совершил такую дерзость: позволил